Мирный атом становится шире

МАГАТЭ планирует в ноябре провести первую международную конференцию по науке. Что это будет за мероприятие?

Применение ядерных технологий становится все шире. Вполне логично, что было принято решение — его поддержали все страны, в том числе Россия, — провести первую конференцию министерского уровня, посвященную ядерной науке и неэнергетическим применениям ядерных и радиационных технологий. Конечно, будут обсуждаться и вопросы атомной энергетики, но не в первую очередь.

Мы, кстати, планируем в рамках этой конференции провести мероприятие по направлению, которое активно развивает Росатом — о создании национальных центров атомной науки и ­технологий.

Министерские конференции МАГАТЭ — это устойчивый формат мероприятий?

В таких мероприятиях участвуют представители стран — членов МАГАТЭ на уровне правительств. Регулярно — раз в четыре года — проводится министерская конференция «Атомная энергетика в XXI веке». В 2013 году она прошла в Санкт-Петербурге, а в прошлом году — в Абу-Даби. Проводились конференции того же уровня по ядерной безопасности, по физической ядерной безопасности и по техническому сотрудничеству.

Каждая страна на министерской конференции имеет возможность сделать официальное заявление по ее теме. На основе этих заявлений выстраивается дальнейшая стратегия работы МАГАТЭ по тому или иному направлению. Соответственно, в процессе подготовки материалов на уровне специалистов, правительств, в дипломатических кругах проводится еще и своего рода национальная инвентаризация программ и потребностей стран-участниц: что мы можем, что нам надо.

Кстати, такие конференции, как правило, имеют два сегмента: официальный, с заявлениями стран, и научно-практический, с приглашенными докладчиками и панелистами.

Уже сформирована программа научной части конференции?

Да, уже определены все выступающие. При формировании программы Секретариат МАГАТЭ стремился уйти от дискуссии между странами, которые что-то дают, и теми странами, которые хотят что-то получить. Речь идет о диалоге, о том, чтобы составить глобальное понимание, как содействовать устойчивому развитию человечества в тренде ООНовских целей.

Расскажите, пожалуйста, о последних тенденциях в области атомной энергетики.

Эту тему в рамках интервью не охватить. Я постараюсь осветить моменты, которые стали интересны многим странам в последние годы. Например, МАГАТЭ — и Секретариат, и страны-участницы — стало уделять много внимания исследовательским реакторам. С одной стороны, в мире явная недозагрузка действующих. С другой стороны, есть страны, которые хотят построить у себя такие установки, понимая, что это важный этап на пути к атомной энергетике.

Появилась новая форма сотрудничества — международные исследовательские центры с исследовательскими реакторами под эгидой МАГАТЭ. Сейчас их уже три. Первый был создан во Франции. Второй — в Димитровграде (реакторы НИИАР). Третий — у американцев. Интересно, что наш и французский центры включают уникальные, еще строящиеся исследовательские реакторы нового поколения — МБИР и «Жюль Горовиц». В Бельгии дело идет к установке MYRRHA.

В этой связи важно думать не только о том, как загрузить существующие реакторы, но и о том, как выходить на взаимодействие по строящимся.

Выработать универсальный формат международного сотрудничества?

Вряд ли его можно будет сделать универсальным. Дело в том, что все перечисленные центры очень разные. У бельгийцев перспективный центр будет включать систему, ведóмую ускорителем. У нас это система с быстрым спектром нейтронов (МБИР), но многопетлевая, с возможностями испытания различных видов ядерного топлива, теплоносителей и материалов. У французов — водо-водяной исследовательский реактор. Главное, надо дать возможность мировому научному сообществу войти в эти проекты уже сегодня, чтобы выстраивать долгосрочную стратегию научных разработок.

А что касается большой атомной энергетики?

В этом направлении у агентства работы непочатый край. В 2018 году появилась секция по снятию АЭС с эксплуатации и реабилитации территорий. Раньше эта тема рассматривалась внутри темы обращения с радиоактивными отходами. В новом бюджете агентства она выделена в самостоятельное направление. Это важно, потому что наша отрасль уже немолодая, и, сами знаете, работы по снятию с эксплуатации много.

Системно растет интерес к малым и средним реакторам, продолжается работа с ними, причем и в технологическом отношении, и в политическом. С одной стороны, есть набор концепций различных установок, и целый ряд проектов интенсивно развиваются. У американцев, например, произошел прорыв по NuScale. Они выбрали «батареечную» модульную систему. И, что самое главное, они в своем законодательстве наконец-то приблизились к пониманию процесса лицензирования. Аргентинцы продолжают строить реактор CAREM‑25.

С другой стороны, есть группа стран-скептиков, и есть те, которые вообще не любят атомную энергетику. Они требуют: «Расскажите нам подробно, что творится с этими малыми реакторами? Какие-то баржи плавучие у нас тут ходят…»

О каких странах вы говорите?

Норвегия, ряд других приморских стран.

Мимо которых буксировали ПАТЭС?

Не только. В числе скептиков еще и Новая Зеландия, и Люксембург, да и Австрия, где расположено МАГАТЭ, не отличается большой любовью к атомной энергетике. В ответ на их запрос МАГАТЭ планирует провести большой брифинг по тематике реакторов малой и средней мощности и модульных реакторов. Скорее всего, это случится в IV квартале текущего года. И это хороший повод для агентства проанализировать все, что сделано, чтобы вместе со странами-участницами определиться, куда двигаться дальше.

Закончил работу «Форум регуляторов по малым реакторам». Он не имеет прямого отношения к МАГАТЭ, его в свое время инициировал ряд стран. Эксперты изучали вопросы, которые необходимо проработать на уровне законодательства и лицензионной практики, чтобы проекты малых реакторов лицензировались относительно быстро (не по четыре-пять лет) при сохранении наивысшего уровня ядерной безопасности.

То есть лицензировать по какой-то общей схеме?

Не только. Знаете, я, когда начал работать в МАГАТЭ, сразу столкнулся с этим парадоксом. АЭС большой мощности строятся несколько лет. И процесс подготовки проекта, документов, прохождение лицензирования сопоставимы по срокам со стройкой. Но когда у вас то же самое время уходит на документы, а строительство идет всего год-два — потому что вам привозят модули, монтируют и подключают, — конечно, сложно говорить об инвестициях в такой бизнес.

Позиция МАГАТЭ остается неизменной и в том, что необходимо расширять доступ к инновационным технологиям. Агентство поддерживает проекты и идеи, еще относительно далекие от внедрения, — я говорю о высокотемпературных и жидкосолевых реакторах. Эти разработки нельзя назвать современными. Но сегодня интерес к ним большой, и дальнейшая работа по этим направлениям должна строиться на современных принципах ядерной безопасности.

А что насчет термояда?

Конференции по этой теме МАГАТЭ проводит раз в два года. В этом году будет очередная — в Японии. ИТЭР хоть и строится, но вопросов становится все больше.

Для таких установок необходимо разрабатывать и применять подходы, связанные с ядерной безопасностью. При строительстве ИТЭР было взято за основу французское законодательство. Но и в других странах также идет работа над созданием опытных установок.

Кроме того, в рамках ИНПРО пора рассматривать термоядерные установки как одно из возможных направлений, разобраться, как они могут вписаться в общую энергетическую «архитектуру». Кстати, об ИНПРО, хочу отметить очень интересный момент. Сейчас идет пересмотр методологии, и возникают понятийные сложности со смежными департаментами МАГАТЭ. Текущая версия была создана еще в 2008 году, и обновление назрело.

Какие еще тенденции этого года вы могли бы выделить?

Два важных момента. Первое — запущен проект под названием CENЕSO. Он рассматривает по методологии ИНПРО то, что мы в России называем двухкомпонентной системой ядерной энергетики. В рамках CENЕSO проводится общий анализ ядерно-энергетической системы с тепловыми и быстрыми реакторами, имеющими установки замыкания ядерного топливного цикла, в отрыве от конкретных страновых сценариев.

Второе — агентство заявило о готовности на базе методологии ИНПРО развивать новый сервис для стран, которые хотят оценить энергетическую систему в целом, — так называемый Energy System Assessment. Рассматриваются, например, вопросы повышения устойчивости ядерно-энергетических систем.

В свое время, еще в 2015 году, глава Росатома Сергей Кириенко, выступая на Генконференции МАГАТЭ, рекомендовал агентству не только использовать методологию ИНПРО для оценки ядерно-энергетических систем, но и помогать странам оценить энергетический пакет с точки зрения особенностей климата. Эта рекомендация была услышана.

Конечно, агентство — инертная структура. Огромная часть работы МАГАТЭ связана с дипломатией и политикой. Это отражается и на кадрах. Сейчас во всем мире актуальна гендерная тема. Глава МАГАТЭ еще год назад заявил о намерении к концу своего срока добиться, чтобы руководство агентства наполовину состояло из женщин.

А сейчас сколько там женщин?

Всего у руководителя МАГАТЭ шесть заместителей. Сейчас один из них — женщина, гражданка США, она занимается административными вопросами. С нового года женщин будет две: с поста заместителя гендиректора по атомным применениям уходит представитель Бразилии, его место займет специалистка из Марокко.

МАГАТЭ занимается реконструкцией лаборатории в Зайберсдорфе. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте подробнее.

Это для МАГАТЭ сегодня один из ключевых неполитических проектов. Лаборатория была создана в начале 1960-х годов. Инфраструктура и часть оборудования устарели. Построено одно новое здание, достраивают второе, в планах —пристройка для линейного ускорителя. Будут расширяться направления, связанные с сельским хозяйством, ядерной медициной и т. п. Параллельно совершенствуется инфраструктура комплекса. На его площадке, кстати, располагаются не только лаборатории по ядерной науке и применениям. Есть еще комплекс, работающий на Департамент гарантий МАГАТЭ и поддерживающий проверочную деятельность: изучение проб урана, плутония, микрочастиц.

Как финансируется эта работа?

Частично за счет бюджета МАГАТЭ. В проект вкладываются и страны-участницы. Собран большой объем внебюджетных дотаций. Россия тоже поучаствовала — наш вклад составил порядка 200 тыс. евро. Кроме того, открыта возможность поставлять лабораториям необходимое оборудование.

То есть можно произвести оборудование у себя в стране и отправить туда в качестве вклада?

Именно так. Не любое оборудование, правда, им подходит. Прежде всего, речь идет о типовых системах, которые будут использоваться, грубо говоря, в технологических целях.

Какие работы ведет эта лаборатория, помимо контроля соблюдения режима нераспространения?

Одно из самых востребованных направлений — это борьба с насекомыми-вредителями. Например, там выращиваются насекомые-самцы, которых стерилизуют с помощью радиационных технологий и потом выпускают. В результате популяция насекомых сокращается. В свое время такие методы хорошо себя зарекомендовали в Средиземноморье, например, в Италии, где облучали плодовых мушек. Может быть, это выглядит несколько экзотически, но тем не менее дает очень большой эффект в плане сохранности урожая.

Малярийных комаров тоже облучают…

И муху цеце, хотя тут сложнее — она живет в очень большом ареале… А вот против малярийного комара, против других переносчиков тяжелых заболеваний радиационные методы также могут быть весьма эффективны.

Как оценить эффект подобных проектов? Выпустили в популяцию стерильных насекомых и, например, через пять лет посмотрели на динамику?

Если выпустить одноразово, долгосрочного эффекта не получится. Требуется системная работа. И если раньше в МАГАТЭ этой работой занималась, скажем так, старенькая лаборатория, то сегодня это новейшее здание, и работа будет поставлена на поток. Я считаю, что такие установки надо тиражировать и в других странах.

Ну да, возить мух из центра Европы в Латинскую Америку или в Азию накладно.

Лаборатории МАГАТЭ финансирует агентство. Хотя, разумеется, его роль в значительной степени инфраструктурная: обучить, дать возможность развить технологию, внедрить в конкретной стране.

Все эти, отчасти экзотические, сферы применения радиационных технологий с финансовой точки зрения, может, и не растут так интенсивно, как могли бы. Однако усилия агентства в части реконструкции лаборатории сконцентрированы именно там. Для нынешнего руководителя МАГАТЭ это принципиальная часть работы. Он многое сделал и делает для того, чтобы трансформировать роль агентства как «сторожевой собаки режима нераспространения». В том числе за счет подобных проектов.

Какие еще сферы экзотического применения радиационных технологий вы могли бы назвать?

В сельском хозяйстве — радиационные мутации: облучение и подбор растений, устойчивых к воздействию окружающей среды, с высокой урожайностью.

Есть еще одна интересная технология — ее нельзя назвать традиционной, но в ней используются тонкие изотопные методы. Она позволяет проводить оценку подземных вод, их распределения и качества. В засушливых районах она весьма эффективна. Мы в постпредстве считаем, что России имеет смысл также развивать эту деятельность, ориентируясь на нужды наших соседей — среднеазиатских стран.

Изотопные методы также помогают отслеживать качество продукта. По соотношению изотопов углерода и водорода можно определить, например, имеет ли растительное масло какие-то добавки.

То есть контролировать качество продукции?

Да. Причем агентство уже участвует в разработке дешевых, простых сенсоров, которые позволяют осуществлять экспресс-контроль, например, оливкового масла. Если обнаруживается что-то не то — продукт отправляется на исследование в большую лабораторию.

В России много говорят о проблемах с пальмовым маслом. Экспресс-контроль поможет их решить. Эта услуга наверняка будет востребована как продавцами, так и контролирующими органами.

Ну и есть еще одно очень интересное направление, которое на самом деле давно развивается, просто о нем мало говорили, — историко-археологическое. Целый ряд методов — прежде всего нейтронно-активационных — позволяет, имея совсем немного материала для анализа, определить, какая краска была на него нанесена пять тысяч лет назад, из чего ее делали. Несколько лет назад в венском Музее истории искусств прошла уникальная выставка: «Цветная античность». Выставлялись древние археологические находки, которые, конечно, давно выцвели. Специалисты, в том числе из лаборатории Зайберсдорфа (работу совместно осуществили историки искусства и физики из Европы), по остаткам красок определили их цвет и состав — и раскрасили мраморные копии античных скульптур так, как они были раскрашены их создателями!

В этом проекте нет экономической составляющей, он не влияет на устойчивое развитие человечества. Но это наша история и, кроме того, способ привлечь внимание людей и к истории, и к технологиям.

Поделитесь, пожалуйста, ожиданиями на ближайшее будущее. Какие вопросы будут в центре внимания?

Бюджет агентства определен на два года, так что значительных изменений вряд ли стоит ожидать.

До конца этого года, как я уже говорил, пройдут конференция по науке и применениям, симпозиум по гарантиям. В следующем году будет очередная конференция по обращению с облученным ядерным топливом. В этом направлении активно работает представительница профильного проектного офиса Росатома Анжелика Хаперская. На этой конференции не будет специальной секции по безопасности обращения с ОЯТ. Вопросы безопасности будут интегрированы во все тематики.

В области обращения с ОЯТ интересна проблема обоснования длительного хранения ОЯТ с высоким выгоранием. Мы привыкли к обоснованию безопасности на относительно короткий период — в среднем, на 10 лет. А сейчас многие заговорили о необходимости хранить ОЯТ 50 или даже 100 лет. Но будет ли это топливо по истечении срока хранения транспортабельно для переработки или захоронения? Эксперты активно ищут ответ на этот вопрос.

Кроме того, агентство в ноябре будущего года проведет самостоятельную конференцию «Атомная энергетика и ее роль в изменении климата». Это важный момент, ведь роль атомной энергетики в регулировании климата недооценивается.

Еще одна немаловажная тенденция: раньше МАГАТЭ старалось не касаться вопросов, напрямую связанных с так называемыми коммерческими аспектами атомной энергетики. Я имею в виду, например, строительство АЭС, закупку оборудования, стандарты и т. п. Это считалось сферой бизнеса. Но сейчас агентство начинает рассматривать эти направления и все более активно работать с другими международными организациями, которые занимаются ими. Во-первых, стало ясно, что цепочка поставок и контроль качества -элементы ядерной безопасности; во вторых, такое сотрудничество дает возможность создать более широкую платформу для дискуссий.