Экономика
хорошей репутации

ТЕМА НОМЕРА / #5_2019
Беседовала Ирина ДОРОХОВА / Фото: Schneider-electric.com

Президент и генеральный директор Schneider Electric в России и СНГ Йохан Вандерплаетсе рассказал в интервью «Атомному эксперту» о том, почему корпорациям важно обращать внимание на устойчивое развитие и как это улучшает их репутацию и экономическую состоятельность.

Йохан, скажите, пожалуйста, почему для инвестиционных компаний стало важным обращать внимание на устойчивое развитие? Казалось бы, их должны беспокоить прибыльность, другие финансовые показатели. Почему все-таки устойчивое развитие?

Sustainability, устойчивость — это широкое понятие. Это не только экология. В него также входят, к примеру, равенство женщин и мужчин, антикоррупционная политика. Для общества это важно, конечно. Но важно и для компаний — например, можно говорить о мерах, позволяющих избежать коррупции в бизнесе. Был такой случай, весьма известный, лет десять назад. Антикоррупционная политика многих компаний тогда была мягкой. В некоторых странах, таких как Германия, выплаты «консультационных вознаграждений» даже вычитались из налогов. Siemens, Halliburton, Alcatel и многие-многие другие становились фигурантами коррупционных скандалов. Были большие проблемы с американскими и европейскими ведомствами, полицией. В итоге эти компании заплатили огромные штрафы.

Например, Siemens выплатила рекордные $ 1,6 млрд. Ее рыночная капитализация тогда сильно упала. А если рыночная капитализация падает, любой акционер, владеющий акциями этой компании, тоже страдает. Поэтому акционеры хотят, чтобы их интересы были защищены, и требуют, чтобы компания соблюдала самые высокие этические стандарты. Все упомянутые мной компании после того случая внедрили строжайшие этические правила, стали соблюдать установленные процедуры и проявляют нулевую терпимость в отношении взяточничества.

Другой пример касается экологии. Если у вас в компании не самые высокие экологические требования, и случится катастрофа, ликвидация ее последствий будет стоить компании огромных денег. Пример — Бхопальская катастрофа на заводе Union Carbide в Индии. Наконец, это просто этично — всё делать правильно и работать как ответственные люди. Поэтому на наших заводах не работают дети. Более того, мы требуем от наших поставщиков, чтобы они тоже не использовали детский труд на заводах в Бангладеш, Китае, Индии.

Требования, касающиеся корпоративного управления, — также в интересах компании. Представьте, что у вас работают только мужчины, их средний возраст 45 лет, и они все выпускники одного вуза. Неудивительно, что они мыслят примерно одинаково. Но это невыгодно! В нашей компании нужны люди, которые могут высказывать оригинальные идеи, нам нужны женщины, представители разных профессий, возрастов, национальностей. Мы следим за тем, чтобы женщины зарабатывали столько же, сколько их коллеги-мужчины.

Так что у требований устойчивого развития есть много причин: рыночная капитализация, возможность избегать штрафов, запросы потребителей, общества, наша собственная выгода.
Получается, что, в конечном итоге, следование идеям устойчивого развития «опрокидывается» на репутацию, которая, в свою очередь, влияет на капитализацию, а та — на экономику предприятия?

Абсолютно верно.
Редакция нашего журнала подняла тему устойчивого развития, чтобы дать читателям более ясное представление о ней, ближе познакомить с ней работников атомной отрасли.

Тема, действительно, интересная. Росатом, с которым мы уже давно сотрудничаем, однажды пригласил меня на заседание так называемого субботнего клуба. Каждую, по-моему, вторую субботу месяца топ-менеджмент Росатома собирается и обсуждает какую-нибудь тему. И в ноябре прошлого года Кирилл Комаров (вице-президент Росатома. — Прим. ред.) пригласил меня как внешнего эксперта и партнера, чтобы я рассказал о политике Schneider Electric. Я сделал презентацию, объясняющую философию нашей компании в этой области. Мы сами занимаемся энергией и прекрасно понимаем, что энергетика — одна из причин так называемого глобального потепления и выбросов CO₂. И я рассказал, почему для Schneider Electric важно положение дел в энергетике. Если мы посмотрим на мегатренды, то увидим, что миллиард человек в мире до сих пор не имеет доступа к электричеству, а 1,5 ­миллиарда имеют доступ к нему ограниченное ­время.
Где живут эти люди?

Они живут в Азии, в Африке — слава богу, что не в России и не в Западной Европе. Но это жители тех стран, где население наиболее быстро растет. И мы считаем важным, чтобы любой человек в мире имел доступ к электричеству — оно так же необходимо, как вода или воздух. Мы понимаем, что уровень индустриализации растет: по нашим оценкам, в ближайшие 30 лет он вырастет на 50%. И если мы оценим темпы роста населения и количество людей, не имеющих доступа к энергии, то поймем, что потребление энергии в ближайшие 30 лет вырастет в 1,5 раза. При этом, если мы хотим выполнить Парижские соглашения, нам надо в два раза сократить выбросы CO₂ в атмосферу. Сопоставьте рост спроса на электроэнергию со снижением выбросов углекислого газа, и вам сразу станет понятно, что нужно работать втрое эффективнее, чем сегодня. Достигнуть такой эффективности можно за счет энергосбережения, использования безуглеродной энергетики: возобновляемой и атомной.
Небольшое возражение по поводу мегатрендов. Компания Exelon в своем отчете об устойчивом развитии за 2018 год говорит о том, что спрос на электроэнергию не растет. На сайте Всемирной энергетической ассоциации есть два возможных сценария. Это сценарий роста потребления и производства электроэнергии и сценарий, когда объем генерации и потребления остаются на прежнем уровне. Угольная генерация падает, остальные источники прибавляют, но верхняя линия остается неизменной.

Наверняка существует разница между производством энергии в разных сценариях и растущим потреблением. Это две разные вещи. В некоторых странах, например в Германии, принимают решение избавиться от ядерной энергии. Однако есть определенная ирония в том, что для компенсации выбывших атомных источников энергии приходится запускать газовые и угольные станции, которые гораздо менее экологичны, чем ядерная энергетика. И даже для того, чтобы просто компенсировать выбывающие мощности, приходится вкладывать огромные деньги. Но это плохо, потому что одновременно потребность в энергии растет.
В Германии?

И в Германии, и во всей Европе. И особенно — в развивающихся странах. Естественно, потребность в электроэнергии растет намного быстрее в тех странах, где-либо население растет очень быстро, либо индустриализация идет быстрыми темпами. Я говорю о глобальных трендах.
Получается, мы говорим о двух разных тенденциях. В тех странах, где базовая энергетика уже существует, мы говорим о развитии как замещении.

Совершенно верно.
А говоря о росте в полтора раза, мы говорим о конкуренции за новую генерацию…

…В развивающихся странах. Мы большая компания, у нас много специалистов, следящих за рынком, и все издания, которые мы мониторим, прогнозируют глобальный рост потребности в энергии. Конечно, не исключено, что глобальная экономика движется к рецессии, сейчас это актуальная тема. Не исключено также, что в ближайшие шесть месяцев мы увидим такое движение. Но если смотреть на 20−30 лет вперед, учитывать рост населения и принимать во внимание тот факт, что 2,5 миллиарда человек до сих пор не имеют доступа к электричеству, — нужно инвестировать в производство энергетики.
А может быть, мы просто будем беднее жить, и эти люди так и не получат доступа к электричеству?

Ну, мы, конечно, можем сказать: «Давайте вернемся в природу, давайте перестанем использовать электроэнергию…"
Нет, речь идет о том, что у развивающихся стран просто не будет денег на то, чтобы построить новую генерацию для своих граждан. И они не получат доступа к электроэнергии из-за слабости своей экономики.

Потребление растет не только в Африке и в Азии, где население и промышленность растут, но и в развитых странах — в Европе, в России, — где внедряется стратегия цифровизации. Что это значит? Придется строить мегацентры обработки данных (ЦОДы). Вы знаете, сколько энергии требуют дата-центры таких компаний, как Google, Amazon, «Ростелеком»? Колоссально много. Рост дата-центров ­поддерживает использование электроэнергии.
Хорошо, давайте вернемся к снижению выбросов.

Schneider Electric берет на себя определенные обязательства по снижению выбросов CO₂. ­Некоторые решения просты. Допустим, раньше мы свою продукцию упаковывали в пластик или в дерево. Мы признали, что это плохо воздействует на экосистему. Сейчас мы планируем 100% продукции упаковывать в перерабатываемый картон и требуем от наших субподрядчиков, ­чтобы они тоже обращали ­внимание на то, во что они упаковывают свою продукцию, поставляя ее нам, и сокращали использование пластика. Основные направления, на которые мы обращаем внимание: климат, безотходная экономика, этика, противодействие ­коррупции, ­улучшение здоровья, равные ­права.
Как вы измеряете результаты по этим направлениям?

Каждый год на уровне совета директоров мы устанавливаем целевые показатели в важных для компании областях.
Вот один из показателей: «В сторону нулевого количества отходов». Это о чем?

Когда вы строите, например, подстанцию, то приходится резать металл, у вас возникают отходы. Их можно выбросить на свалку. Но концепция нулевых отходов требует создать решения, которые позволят использовать эти отходы. У такого подхода есть экономическое и экологическое обоснования.
Это значит, что вы зарабатываете на отходах?

Абсолютно верно. Мусор для нас — это ценность.
Еще вопрос по показателям в отчетности. Объясните, пожалуйста, от чего вы берете 10%? Что берется за 100%?

Допустим, в 2016 году мы подсчитали, сколько было использовано энергоресурсов на какой-то из площадок, и в следующем году мы хотим использовать на 10% меньше.
Этот показатель — динамика к уровню прошлого года?

Абсолютно верно. В некоторых случаях мы достигаем целевых показателей, в некоторых — нет, от этого зависят бонусы менеджеров. Это объективная оценка, проверенная независимым аудитором.
Если цели достигнуты, то как рассчитывается бонус? И как он рассчитывается, если цели не достигнуты?

У каждого топ-менеджера есть показатели эффективности. Они разные: рост продаж, рентабельность, внедрение какой-нибудь новой линейки технологий — и есть часть, привязанная к выполнению показателей по устойчивому развитию. Она составляет, если мне память не изменяет, около 15−17% от общего размера бонуса. Если показатели достигнуты на 100%, эта часть бонуса выплачивается в полном объеме; если показатели ниже определенного уровня, эта часть может равняться нулю. Такие KPI есть у нашего СЕО, всего высшего руководства, в том числе у меня. Сейчас мои бонусы тоже связаны с устойчивым развитием. На заседании «субботнего клуба» мы говорили о ценностях устойчивого развития и способах их воплощения в Schneider Electric.
И что вы услышали в качестве обратной связи?

Обратная связь двойная. Я работаю в России 25 лет. Я помню, каким Росатом был 20−25 лет назад: государственной в самом плохом смысле слова бюрократической структурой, которая работала неэффективно. Так что революция, которую начал Сергей Кириенко (руководил Росатомом в 2005—2016 годах. — Прим. ред.) и которая ­продолжается сейчас, впечатляет. Сам факт, что ­руководители корпорации на субботнем клубе обсуждают такие темы, как ­устойчивое развитие, вызывает ­уважение.

Кирилл Комаров (первый заместитель гендиректора Росатома. — Прим. ред.) во время того заседания сам привел пример того, как экологическая политика Росатома помогла решить бизнес-задачи. Он рассказал, что у Росатома был проект в Индии. Все руководство было убеждено, что проблем с прохождением тендера и строительством не возникнет. Однако заботе о местном населении не уделили должного внимания. И вот один местный фермер, который выращивал креветок, испугался, что атомная станция рядом с ним будет вредить экологии, вода будет слишком сильно нагреваться, и его креветочное хозяйство погибнет. Начались волнения, которым сначала не придали значения. Однако люди обратились к местным органам власти, потом выше, начали забастовку. Словом, появилась серьезная угроза задержки строительства. Самое обидное, что фермеры были абсолютно неправы: даже если бы вода нагрелась на полградуса-градус, для креветок это было бы даже лучше.

Тогда Росатом собрал местных мудрецов и отвез их на ­Тяньваньскую атомную станцию — там недалеко тоже располагалось креветочное хозяйство. Индусы увидели, как на АЭС следят за чистотой, выбросами, сохранением природных ресурсов. Они впечатлились и, вернувшись, сказали: «Нет, вреда никакого не будет, даже, может быть, и наоборот, соседство АЭС поможет нам». Что получилось? Благодаря инвестициям в устойчивое развитие, в защиту природы вокруг производственных площадок Росатом смог предотвратить ­миллиардные убытки из-за сорванных ­сроков ввода в эксплуатацию.
Интересный получился у вас разговор на субботнем клубе.

Этот пример показывает, что устойчивое развитие — не только ла-ла-ла. Я лично слышу такие разговоры все чаще и чаще. Приведу пример, хоть и не из сферы атомной энергетики: недавно я был в Темиртау (это в Казахстане), где расположено мощное сталеплавильное производство ArcelorMittal. Я думал, что разговор будет строиться вокруг цифровизации, промышленности 4.0, снижении операционных расходов. А оказалось, что их интересовали технологии для снижения и очистки выбросов.
Да, черный снег в Темиртау — известная история.

Акционеры компании требуют, чтобы ArcelorMittal тоже ­включился в программу устойчивого развития. Они не хотят проблем из-за выбросов и настаивают, чтобы компания принимала меры для защиты окружающей среды. Сейчас для ArcelorMittal Temirtau экология — приоритет номер один. Десять-пятнадцать лет назад экология для таких компаний даже приоритетом номер пять не была. Словом, в разных отраслях сейчас устойчивое развитие очень важно, и это не пропаганда, потому что меры по предотвращению коррупционных, экологических и других рисков поддерживают рыночную капитализацию, развитие компании.
Если говорить о повестке устойчивого развития в России, какие вопросы сейчас самые важные? Какие требования ­предъявляются к промышленным предприятиям?

Энергосбережение сейчас более чем актуально. Меня не так давно вызвали в Министерство экономического развития, хотели узнать о решениях, которые наша компания предлагает рынку для энергосбережения. Почему это важно?

Мы живем в глобальном мире, хотим мы этого или нет. Правительство прекрасно понимает, что два важнейших фактора, способствующих конкурентоспособности российских предприятий не только на внутреннем рынке, но и на мировом, — это использование новейших цифровых технологий и энергосбережение. Благодаря этим факторам снижаются операционные расходы, компания становится более конкурентоспособной и может экспортировать свою продукцию. Это повышает уровень производства, уровень ВВП. Конкуренция жесткая, и не дай бог нам вернуться назад, во времена СССР.

Нам нужна современная, конкурентоспособная Россия, которая выиграет, в конце концов, в этой мировой гонке.
Schneider Electric в России

АО «Шнейдер Электрик» является российским подразделением международной компании Schneider Electric, история которой началась во Франции в 19 веке (1836 г.). История компании в России насчитывает более 100 лет, а опыт работы с российским ТЭК — более 40 лет. Первый проект компании на территории России был внедрен в 1974 году на Самарском нефтеперерабатывающем заводе. В 80-е годы Schneider Electric поставлял электротехническое оборудование для компрессорных станций магистрального экспортного газопровода «Уренгой — Помары — Ужгород».

Schneider Electric в России:

  • 8 000 сотрудников
  • 5 заводов, несколько логистических и инженерных центров
  • Офисы в 35 крупнейших российских городах
  • Инвестиции в России — более 1 миллиарда евро за последние 7 лет

ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ #5_2019