О климатических изменениях и совместном выживании

ТЕМА НОМЕРА / #5_2019
Автор: Татьяна ДАНИЛОВА / Фото: Unsplash.com, Flickr.com

Научный консенсус гласит: антропогенный фактор изменения климата по мощи воздействия сравним с планетарными и даже космическими силами. Для выживания человечества антропогенное влияние на климат следует ограничить. Не упустили ли мы тот момент, когда можно было обойтись малыми жертвами?

Климат планеты — сложная система, изменения в которой происходят сотни миллионов лет и зависят от множества динамических факторов. Взаимное влияние этих факторов еще больше усложняет и систему, и возможности прогнозирования ее состояния. Задачу прогноза не упрощает хозяйственная деятельность человека, локальное влияние которой отмечалось еще в древности.

Сегодня существует не один десяток моделей формирования климата и его грядущих изменений. Все они предсказуемо уязвимы для критики по двум основным причинам. Во-первых, климатологи располагают статистически достоверными данными наблюдений за период чуть более ста лет, а более давние (то есть менее полные и точные) данные относятся к сфере деятельности палеоклиматологов, скупых на однозначные предсказания. Во-вторых, человек не в силах изменить «поведение» главных факторов, формирующих климат: перемен активности Солнца, изменений параметров орбиты и оси Земли, движения литосферных плит и вулканизма.

Согласно популярной теории, влияние человеческой деятельности на климат проявляется в росте содержания СО₂ в атмосфере — прежде всего из-за сжигания топлива. Если люди продолжат жечь продукты ископаемых источников энергии (кроме газа) теми же темпами, то к 2040 году рост среднегодовых температур составит катастрофические 1,4−5,6 °C. В целом же антропогенное влияние на среднегодовые температуры планеты из-за усиления естественного парникового эффекта оценивается примерно в 2%.

Иными словами, парниковый эффект с годами будет проявляться сильнее. Таков научный консенсус, приравнивающий человеческую деятельность к силам космического масштаба.
До катастрофы всего два-три градуса?
В описанной истории человечества катастрофических потеплений не зарегистрировано. Зато она знает два малых ледниковых периода, обернувшихся масштабными природными катастрофами. Так называемый Римский климатический оптимум с 250 года до н. э. до примерно 400 года н. э. позволил развиться римской цивилизации. По окончании этого оптимума климат стал неустойчивым, и эту неустойчивость сегодня рассматривают как одну из причин крушения Римской империи.

Самая крупная катастрофа случилась в 536 году, когда произошло некое событие — то ли столкновение Земли с кометой, то ли падение на нее гигантского метеорита (спорам об этом не видно конца). Лучи солнца не могли пробиться сквозь мглу стратосферных выбросов, образовавшую «сухой туман».

Снижение прозрачности атмосферы совпало по времени с резким падением активности Солнца. Резко упала интенсивность согревающего Землю солнечного излучения. Поэтому, когда стратосферные облака рассеялись, теплее не стало: оказалось, что Солнце больше не греет! Наступило самое холодное десятилетие позднего голоцена. Средние летние температуры в Европе мгновенно упали на 2,7°. Второй, еще более катастрофический по силе взрыв (вероятно, исландского супервулкана) и последующие извержения в 541 и 547 годах вновь понизили средние летние температуры. Вулканическая зима 541 года перешла в так называемый позднеантичный Малый ледниковый период.

Результаты катастрофы VI века оказались даже ужаснее, чем механическая сумма ее частей. Они перечеркнули многовековые человеческие труды в Европе и Африке. Наводнения смывали почву с полей, а древние города и поля поглощались песками. По людям, ослабленным голодом и холодом, ударила чума. Эти беды унесли жизни более 60% обитателей Средиземноморья, а в обезлюдевшей Европе население начало расти вновь лишь в VIII веке.

Еще один малый ледниковый период, начавшийся в XIV веке, вновь принес экстремальные холода и проливные дожди. В следующие века климатическое бедствие то усиливалось, то отступало и закончилось лишь в начале XIX века.

Эта дата — начало XIX века — основной аргумент противников теории глобального потепления за счет антропогенных факторов: возможно, замечают они, наблюдаемое ныне потепление не связано или мало связано с человеческой деятельностью, оно естественным образом отражает наступление климатического оптимума — периода очередного цивилизационного расцвета. Но голоса «климатических скептиков» с каждым годом звучат все тише. В мире науки и политики сложился консенсус по теории антропогенного глобального потепления, и мало кто из авторитетных ученых или организаций решается его оспорить.

Отметим, что десятилетие 2000-х стало самым теплым в истории наблюдений — и именно между 2000 и 2010 годами наблюдался самый мощный рост выбросов парниковых газов за последние 30 лет. Логика, однако, гласит: «после» не означает «вследствие».

Потепления бывали, сомнений в этом нет. Однако между пиковым накоплением парниковых газов и собственно потеплением проходило от 800 до 8 тыс. лет, а затем и 14 тыс. лет — причем сначала наступало потепление, и лишь потом повышалась концентрация парниковых газов! Если настаивать, что между потеплением и парниковыми газами есть причинно-следственная связь, то потепление следует считать причиной накопления парниковых газов, а не наоборот. Получается, что политизированная климатология ставит телегу впереди лошади.

К настоящему дню аргументов против «антропогенного потепления» накопилось столько, что этот термин потихоньку отправили в отставку и предпочитают говорить об «антропогенных изменениях климата».
Факты
  • Средняя приповерхностная температура воздуха за 1901−2012 годы выросла на 0,89 ± 0,20 °C.
  • С начала XX столетия средняя температура воздуха выросла на 0,74 °C, причем примерно две трети этой цифры приходятся на период после 1980 года.
  • В 1901—2010 годах среднемировой уровень моря поднялся на 19 см в результате потепления, которое привело к таянию льдов. Начиная с 1979 года объем ледового покрова в Арктическом океане сокращался каждое десятилетие на 0,45−0,51 млн км².
  • При нынешних темпах выбросов в 2030—2050 годах в мире наступит потепление на 1,5 °C.
  • Вероятная величина возможного роста температуры на протяжении XXI века (на основе климатических моделей) составит 0,3−1,7 °C для минимального сценария эмиссии; 2,6−4,8 °C для сценария максимальной эмиссии.
  • По данным МГЭИК ООН, до трети общих антропогенных выбросов CO₂ — результат сведения лесов, а около четверти всех парниковых газов образуется из-за сельскохозяйственной деятельности.
Солнце, наше Солнце
Говоря об угрозах, которые несет глобальное потепление, обычно забывают упомянуть о том, что Солнце ныне испытывает один из самых глубоких солнечных минимумов эры покорения космоса, и, следовательно, есть вероятность того, что Землю ожидает период рекордно низких температур. Наступление солнечного минимума эксперты ожидают в период между июлем 2019 года и сентябрем 2020. Исследования NASA прогнозируют солнечную активность, сходную с минимумом Маундера середины XVII — начала XVIII века, то есть с одним из пиков Малого ледникового периода. Плохая новость для любителей теплой погоды. Но есть надежда, что от холодов нас вновь спасут парниковые газы, укрыв планету «шубой».
Абрахам Хондиус. Замерзшая Темза: вид на Старый Лондонский мост. 1677 год
Меняется и хорошо всем знакомый одиннадцатилетний солнечный цикл. В последние два года число солнечных пятен стабильно сокращалось, то есть стало меньше солнечных вспышек и корональных выбросов массы. Последний цикл стал самым слабым за последние 100 лет: гелиосфера сжимается. Это приводит к нарушению верхних слоев земной атмосферы, и планета утрачивает часть защиты от галактических космических лучей. Недавние исследования финских и японских ученых, проведенные независимо, содержат одинаковый вывод: эти галактические космические лучи, пронизывая атмосферу, способствуют образованию низкой облачности, не пропускающей солнечные лучи, и выпадению огромных количеств дождей.
Тенденция к ослаблению одиннадцатилетнего солнечного цикла за последние 40 лет
Примеров тому масса. Весной 2019 года сельское хозяйство основных зерновых штатов США пережило настоящее бедствие: озимые пропали из-за экстремальных холодов, а сев не удался из-за небывалых ливней, превративших поля в озера. В мае и начале июня отчаявшиеся виноградари севера Италии, где обычно температуры в эти месяцы редко падают ниже 20 °C, жгли в междурядьях виноградников дымовые шашки, пытаясь спасти лозу от невиданных здесь заморозков.

Так чего же нам ждать, потепления или похолодания? Точный ответ, заслуживающий доверия, пока находится за пределами возможностей современной климатологии. Во всяком случае, его не стоит ждать сегодня, когда наука о климате стала частью политики. А пока мы наблюдаем странности климата, которых становится все больше.
Крестовый поход против парникового эффекта
Согласно данным Межгосударственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК), концентрация СО₂ в атмосфере в доиндустриальный период составляла 280 ppm (частей на миллион, миллионных долей). Измерения 2010 года дали цифру 390 ppm, а в мае 2019 года обсерватория Мауна Лоа (штат Гавайи, США) сообщила, что этот уровень достиг 415 ppm. Это значит, что скорость роста количества двуокиси углерода в атмосфере достигла 2,5 ppm в год. Сегодняшний уровень СО₂, по данным палеоклиматологов, в последний раз наблюдался в период плиоцена — 3 млн лет назад! Тогда планета выглядела иначе: уровень океана был на 16 метров выше, в арктических широтах росли густые леса…

Ростом концентрации углекислого газа в атмосфере и, следовательно, увеличением парникового эффекта планета обязана масштабам хозяйственной деятельности человека, которую природа уже не в силах скомпенсировать. Наземная растительность и океан «успевают» связывать лишь половину объема антропогенных выбросов СО₂. В этом причина роста средних температур воздуха на планете. Так гласит теория антропогенного глобального изменения климата.
Углекислый газ и парниковый эффект
Парниковых газов немного. Это углекислый газ, метан, закись азота, фреоны, хлор-, фтор-карбоны и озон. У этих газов два общих свойства: во‑первых, они поглощают и блокируют инфракрасное излучение, образуя своеобразную «шубу» планеты и сохраняя тепло; во‑вторых, в атмосфере они могут оставаться очень, очень долго.

Метан также относится к парниковым газам. Он, правда, недолговечен и быстро распадается на углекислый газ и воду с выделением энергии: CH₄ + 2О₂ = СО₂ + 2Н₂О. Метан «согревает» атмосферу в десятки раз сильнее, чем двуокись углерода.

Все эти газы обеспечивают парниковый эффект, то есть относительно высокую температуру нижних слоев атмосферы планеты по сравнению с температурой ее теплового излучения, наблюдаемого из космоса. Без парникового эффекта среднегодовые температуры планеты были бы примерно на 30 °C ниже.

Избыток парниковых газов рушит температурный баланс атмосферы, и она начинает прогреваться сильнее. А дальше вступает в ход взаимное усиление влияния факторов: к примеру, когда с потеплением атмосферы и океана снижаются объемы полярных льдов, снижается и альбедо (отражающая способность) поверхности планеты, и она начинает поглощать больше тепла, прогреваясь еще сильнее.
«Средняя глобальная температура уже более чем на 1 °C выше, чем в доиндустриальную эпоху. Объем арктического морского льда уменьшается, уровень моря повышается быстрее. Мы страдаем от экстремальных погодных условий. Значимо повышение температуры на каждую долю градуса», — считает генеральный секретарь Всемирной метеорологической организации профессор Петтери Таалас.

Эксперты ООН полагают, что изменения климата негативно повлияют на урожайность в целом по планете, особенно в слаборазвитых странах Африки, Азии и Латинской Америки. Это означает, что в перспективе мир вновь столкнется с продовольственной проблемой. Другие важные последствия климатических перемен — сокращение количества осадков и перспектива нехватки питьевой воды в регионах с засушливым климатом (Центральная Азия, Средиземноморье, Южная Африка, Австралия и т. п.).

Все это не только непосредственно касается жизни, здоровья и благополучия сотен миллионов людей, но и повышает риск вспышек военных конфликтов в борьбе за доступ к водным и продовольственным ресурсам.

Результатами активной политической деятельности сторонников теории антропогенного глобального потепления стали Парижская конференция 2015 года и ее итоговое соглашение. Его цель — во исполнение Рамочной конвенции ООН по изменению климата удержать рост средней глобальной температуры на уровне ниже 2 °C и в пределе ограничить этот рост 1,5 °C. Соглашение 2015 года, в отличие от Киотского протокола 1997 года, предлагает участникам самостоятельно выработать план снижения антропогенного воздействия на климат до 2030−2050 годов, с учетом конкретных страновых факторов.

Исследования исполнения решений Парижского соглашения выглядят в целом неутешительно. Климатическая политика Китая, России и Канады ведет к потеплению на 5 °C к концу столетия. Не лучше выглядят США и Австралия (более 4 °C), а также ЕС (3−3,5 °C). Сегодня, несмотря на ускоренное внедрение ВИЭ и перестройку «на зеленый лад» энергетик ЕС и США, средний житель развитых стран по-прежнему загрязняет атмосферу выбросами гораздо больше, чем жители Индии или Перу, так как он потребляет больше энергии и товаров, производство которых расположено чаще всего в странах, где по-прежнему жгут ископаемое топливо.

Соглашения не исполняются, выбросы парниковых газов растут, но рост температур не коррелирует с показателями концентрации парниковых газов! В чем дело? С каждым годом появляется все больше панических публикаций: изменения климата не желают подчиняться расчетам и моделям климатологов.

А может быть, эти модели не учитывают других факторов человеческой деятельности?
Климат и «зеленая революция"
В конце июня 2019 года профессор Стэнфордского университета Майкл Снайдер, американский геномист и системный биолог, опубликовал карту мира с обозначениями десятков мест, из которых сообщают о значительных потерях урожая. В одних районах мира — небывалая засуха, в других не прекращаются дожди. Одни зоны страдают от жары, другие — от невиданных холодов. Резкое повышение числа экстремальных климатических явлений означает: на наших глазах разворачивается глобальная сельскохозяйственная катастрофа. Тому виной циклические изменения солнечного излучения, считают составители карты, предупреждая о наступлении очередного глобального солнечного минимума.

Но присмотримся к карте внимательнее. Не странно ли, что неурожая не наблюдается в климатически не идеальных России, Украине и Восточной Европе? Случайно ли неурожаем не затронуты регионы, куда «зеленая революция» пришла позднее всего, где новые агротехники и сорта применяются не 40−50 лет, а 10 или 20?

Комплексные перемены в сельском хозяйстве 1940−1970-х годов привели к резкому росту объема сельскохозяйственной продукции. Более продуктивные, засухо- и морозоустойчивые сорта растений, «неинтересные» вредителям посевов, удобрения, пестициды и новые агротехники позволили прокормить растущее население планеты и во многом улучшить качество его жизни. Вместе с тем, в природе долго копились и другие изменения. Вероятно, часть экстремальных климатических явлений — это непредвиденные последствия «зеленой революции», потенциал которой не только исчерпан, но и начинает «выедать» резервы, заложенные природой.
Карта сельскохозяйственных бедствий 2018−2019 гг.
Похоже, глобальные перемены в сельском хозяйстве нарушили экологическое равновесие и природные экоцепочки. Ведь бóльшая часть зерновых посевов — это или глубоко селектированные, или генетически модифицированные сорта, «заточенные» на конкретные оптимумы и выключенные из естественной селекции. Эта «синтетическая еда» непривлекательна либо токсична для насекомых (популяция которых, кстати, стремительно падает). Кроме того, интенсивные сорта и повышенное использование удобрений очень сильно обедняют почву, и она становится непригодной для обитания важнейшей части экологической цепи — почвенных бактерий.

В итоге, с какой стороны ни подходить к антропогенным переменам в природе — будь то изменение климата или нарушение экологического равновесия, — вывод один и тот же: необходимо ограничить потребление. Но способно ли человечество на самоограничение, даже под угрозой гибели?
Как бороться с апокалипсисом?
В ноябре 2018 года МГЭИК опубликовала Пятый доклад об оценке физико-научных основ изменения климата. МГЭИК не изучает изменения климата как таковые. Ее устав ограничивает деятельность группы «…пониманием научных основ риска антропогенного изменения климата, его потенциального воздействия и вариантов адаптации и смягчения последствий». То есть эксперты группы рассматривают лишь один фактор изменения климата — антропогенный, который по умолчанию считается главной причиной угрожающего человечеству апокалипсиса.

Доклад анализирует способы ограничить повышение средней глобальной температуры 2 °C, что позволило бы снизить риски для благополучия человека, экосистем и устойчивого развития. В его важнейшей части — «Резюме для политиков» — говорится, что для ограничения потепления на 1,5 °C к 2100 году потребуются беспрецедентные меры. И вот почему.

Чтобы к 2030 году средние глобальные температуры не выросли более чем на 1,5−2 °C, глобальные выбросы парниковых газов необходимо сократить примерно на 25% от уровня 2017 года, то есть на 24 (диапазон 22−30) Гт CO₂э (гигатонн в эквиваленте СО₂. — Прим. ред.). В этом случае есть шанс достичь к 2030 году пика выбросов, и в дальнейшем они снизятся. Но сегодняшние политические установки позволят сократить выбросы к 2030 году в лучшем случае примерно на 6 Гт эквивалента CO₂. «Резюме» предлагает рассмотреть возможности отказа от добровольных страновых обязательств по сокращению выбросов и введения обязывающих мер, разработанных экспертами.

На обязывающих мерах настаивает и Доклад о разрыве в уровнях выбросов, подготовленный Программой ООН по окружающей среде. Технический потенциал для ограничения потепления, считают эксперты, имеется и приходится на три широкие области: ВИЭ; энергоэффективные бытовые приборы и легковые автомобили; лесоразведение и прекращение обезлесения. Необходимо для начала изменить внутриполитические установки: сократить субсидирование добычи ископаемых видов топлива; повысить эффективность использования в промышленности нефти и метана; поддержать использование ВИЭ для целей отопления и охлаждения. Также понадобится ужесточить нормы выбросов для автотранспортных средств большой грузоподъемности и стимулировать эксплуатацию электротранспорта.

Все названные меры, будучи реализованными, помимо снижения выбросов приведут к значительному ограничению потребления населения промышленно развитых стран. А в менее развитой части мира они вызовут резкое падение уровня жизни.
Всеобщее благосостояние недостижимо?
С повышением уровня жизни давление человечества на природу растет и будет расти далее. Достижение Китаем или Индией уровня жизни промышленно развитых стран означает удвоение давления на природу в масштабах планеты. Эксперты избегают произносить слово «катастрофа», но рано или поздно оно прозвучит.

Человек нарушил великое равновесие океано-, био- и атмосферы, благодаря которому на Земле существуют высшие растения и животные. Но сможет ли он восстановить это равновесие системно, в масштабе планеты? Беда в том, что одна проблема влечет за собой другую или осложняет ее решение. Рост численности населения автоматически приводит к росту потребления энергии ископаемых источников, к истощению природных ресурсов посредством роста нагрузки на скотоводство и сельское хозяйство в целом.

Говорят, что разрушение системного равновесия биосферы в планетарном масштабе неизбежно, так как население растет; и наступит время, когда ресурсов для всех просто не хватит. В качестве контраргумента приводят данные о сокращении темпов роста населения на всех континентах (кроме Африки) и о демографическом переходе, который налицо везде (кроме Африки).

Глобальный демографический переход, то есть снижение рождаемости и старение населения, пока спасает человечество от «мальтузианской ловушки». Но если мы хотим ограничить нарушение глобального экологического равновесия, нам придется сократить потребление.

Политики промышленно развитых стран все чаще призывают к сокращению потребления ресурсов и выработки отходов, избегая словосочетания «снижение уровня жизни». Насаждение дорогой и сверхдорогой возобновляемой энергетики, повышенные налоги на традиционную энергетику с целью ее «озеленения», торговля квотами на выбросы лишь незначительно сократили потребление. Все это оказалось полумерами, а выбросы вместе с производством «переехали» в Китай и Юго-Восточную Азию.

Ну, а если рассмотреть подробности этой безрадостной картины, то выяснится: среднее влияние одного человека на окружающую среду, то есть количество потребленных им ресурсов и произведенных отходов, достигает наивысших значений в развитых странах. Житель «золотого миллиарда» потребляет ресурсов и производит отходов в 32 раза больше, чем житель любой страны из остальной части мира.

Дело в том, что существующая экономическая модель во многом основана на частном потреблении общих «бесплатных» ресурсов, то есть воздуха, воды и биоценозов. Эту проблему впервые рассмотрели британские экономисты XIX века. Они ввели понятие «трагедия общей собственности» (англ. tragedy of the commons), или «трагедия общих ресурсов». Суть этой трагедии они показали на примере общинных выгонов для скота. Неограниченный выпас быстро превращал пастбище в голую землю. Трагедия общих ресурсов состоит в том, что свободный доступ к этим ресурсам приводит к их ускоренному истощению. Вначале выгоду получают все, не заботясь о завтрашнем дне, а издержки несет природа… а в конечном счете — человек и его потомки. Частная выгода оборачивается общей бедой.

Сегодня трагедия общих ресурсов приобрела глобальный характер: атмосфера, мировой океан, биоценозы используются для извлечения частной или локальной прибыли, а издержки несет человечество в целом. В том числе издержки, вызванные антропогенными изменениями климата.

Некогда крестьяне Англии с помощью дубинок «возражали» землевладельцу, приказавшему ограничить выпас скота. Точно так же сегодня принимают в штыки гипотезу о достигнутом пределе выгод технологий, за которым локальный выигрыш превращается в глобальный проигрыш. Еще бы: она ставит под сомнение всю концепцию «экономического роста», которой прикрывают фактическую цель роста рынков, числа потребителей, потребления и частных прибылей.
Выживут все? Не выживет никто?
В условиях, когда технологии стали мощнее и разрушительнее, полумеры не срабатывают. Сохранение экономической модели, основанной на росте рынков, означает потенциальную деградацию среды обитания людей, а в пределе — смертный приговор для части человечества. Специалисты и ученые все чаще задумываются о поисках выхода из этого положения. Ясно, что людям придется чем-то поступиться во имя общих прав на жизнь.

Сократить потребление? Отказаться от личных автомобилей в пользу общественного транспорта, от избыточного предложения товаров и услуг, от избыточно мощной бытовой техники, от копеечных изделий «быстрой моды»? «Может быть, когда-нибудь потом», — ответит потребитель из развитой страны, не желая жертвовать привычным уровнем жизни. А вот для жителей «третьего мира» (4/5 населения планеты) сокращение потребления означает, что их жизнь никогда не приблизится к стандартам «золотого миллиарда».

Какими методами будут «уговаривать» человечество принять модель совместного выживания путем отказа от личных благ в пользу общего блага? О грядущем изменении понятия прав человека уже заговорили некоторые эксперты и даже документы ООН. К примеру, Филип Алстон, эксперт ООН по бедности и правам человека, заявил: «Изменение климата имеет огромное значение для прав человека, которое в значительной степени игнорируют. Под угрозой находятся права на жизнь, еду, жилье и воду. Еще сильнее климатические перемены скажутся на демократии, так как правительствам в попытках справиться с их последствиями придется убеждать людей принять необходимые социальные и экономические преобразования основ общества. В таких условиях гражданские и политические права будут очень уязвимы».

Подчинение личных прав групповым интересам знакомо людям с древности. Джаред Даймонд, американский эволюционный биолог, физиолог и автор нескольких научно-популярных работ, в своей книге «Коллапс» рассматривает несколько примеров пересмотра ценностей целыми обществами: «Будут ли ценности, верно служившие обществу раньше, значимы в новых, изменившихся условиях? Какие из этих ценностей можно отбросить, заменить другими? Гренландские норвежцы отказались изменить свою идентичность европейцев, христиан и пастухов — в результате они погибли. Напротив, островитяне Тикопии набрались смелости и избавились от экологически деструктивных свиней, хотя свинья и была единственным на острове крупным домашним животным, к тому же главным символом островов Меланезии. Австралия сейчас находится в процессе отбрасывания своей идентичности как британского сельскохозяйственного общества. Исландцы, многие индийские традиционные кастовые сообщества, в прошлом зависимые от системы орошения ранчеро Монтаны, недавно добились подчинения личных прав групповым интересам. Таким образом они смогли распределить ресурсы и избегнуть трагедии общин, поразившей многие другие группы». Можно добавить пример Китая, проводившего политику ограничения рождаемости («Одна семья — один ребенок»), оказавшуюся успешной.

Иными словами, ограничение изменений климата, антропогенных или иных, подразумевает необходимость пересмотра базовых ценностей общества. Выживут все — или не выживет никто.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ #5_2019