Металлам предсказывают дефицит
ТРЕНДЫ / #4_2021
Текст: по материалам Rosatom Newsletter / Фото: Страна Росатом
Международное энергетическое агентство (МЭА) выпустило отчет «Роль критически важных металлов в энергетическом переходе». Главная идея: быстрый рост производства генерирующих установок на ВИЭ может вызвать перебои с поставками и рост цен на некоторые цветные, редкие и драгоценные металлы, тем самым замедлив рост возобновляемой генерации. В этом смысле развитие атомной энергетики с ее скромным и стабильным потреблением малорискованно. И это еще один аргумент в пользу увеличения доли атома в мировой энергетической корзине.
Энергопереход и распространение «чистых» технологий в энергетике провоцируют рост спроса на металлы. «Электромобилю требуется в шесть раз больше металлов, чем автомобилю, а наземной ветрогенерирующей установке — в девять раз больше, чем газовой электростанции», — приводят цифры авторы отчета. По их мнению, возобновляемая энергетика и такие сегменты, как электросети, накопители энергии и автономный электротранспорт, обеспечат 40% общего объема спроса на медь и РЗМ, 60% — на никель и кобальт и почти 90% — на литий.
Однако есть риск, что поставки металлов не будут успевать за ростом спроса: «Перспектива быстрого роста спроса на критически важные металлы, который намного превысит все виденное ранее, вызывает серьезные вопросы относительно надежности, да и самой возможности их поставок».
Однако есть риск, что поставки металлов не будут успевать за ростом спроса: «Перспектива быстрого роста спроса на критически важные металлы, который намного превысит все виденное ранее, вызывает серьезные вопросы относительно надежности, да и самой возможности их поставок».
За минусом железной руды
Авторы отчета сравнивают потребности в металлах для различных видов генерации — но только используемых в капитальном строительстве и производстве оборудования. Не учитываются металлы, необходимые для эксплуатации, например уран: «Мы сосредоточились на металлах, необходимых для строительства электростанций (и производства оборудования для них)».
Эксперты выбрали в качестве объекта анализа поставки цветных, редких и драгоценных металлов. Корректно ли это? В отчете почему-то почти проигнорировано все, что связано со сталями и легирующими металлами, а следовательно — с железной рудой. А между тем сталь используется для производства опор линий электропередач, для металлоконструкций в теле плотин ГЭС и электрооборудования. Доля стали в общей массе ветроустановки, по данным Геологической службы США, составляет 71−79%. Можно добавить еще 5−17%, приходящиеся на долю железа и чугуна. Таким образом, доля производных железной руды в одной ветроустановке может достигать 96%. В создании АЭС также высока доля сталей и иных производных железной руды, которые используются как при строительстве зданий и сооружений, так и при изготовлении оборудования.
Возможно, МЭА не расценивают поставки железной руды как рискованные, ведь это один из базовых компонентов бизнеса крупнейших мировых горнодобывающих компаний. Однако цена на железную руду — одна из самых волатильных среди всех твердых полезных ископаемых. А волатильность и чрезмерный рост цен — это второй риск (первый, напомним, — перебои с поставками), который авторы отчета МЭА считают существенным: «В прошлом дисбаланс спроса и предложения на различные металлы провоцировал рост инвестиций или принятие мер, направленных на уменьшение или поддержание спроса. Но эти меры принимались с задержкой и сопровождались значительными колебаниями цен. Аналогичные ситуации в будущем могут отсрочить энергопереход и увеличить связанные с ним затраты».
В марте 2021 года цена железной руды составляла $ 88 за тонну, в мае — уже $ 230. Для понимания масштаба: объем производства руды в 2020 году составил 2,2 млрд тонн. Цена на сталь тоже резко меняется. Так, в Китае цена стальной арматуры для строительства выросла с $ 660 за тонну в начале нынешнего года до $ 865 за тонну в первой декаде мая. «Это рекордные цены, они превышают максимумы, отмечавшиеся в предыдущие периоды бума на рынке», — сообщил тогда «Интерфакс» со ссылкой на Clarksons Platou Securities. Однако уже через две недели, 24 мая, появились сообщения о том, что цены на железную руду резко снижаются, падение по сравнению с майским пиком составило 20%. Причина: Госкомитет Китая по развитию и реформам (NDRC) объявил в конце мая, что намерен вести борьбу с монополиями на сырьевых рынках, манипуляциями, спекуляциями, распространением ложной информации и накапливанием чрезмерных запасов.
Таким образом, для энергетики, в том числе «чистой», цены на железную руду и сталь куда более значимы, чем цены на цветные, редкие, драгоценные и тем более редкоземельные металлы.
Авторы отчета сравнивают потребности в металлах для различных видов генерации — но только используемых в капитальном строительстве и производстве оборудования. Не учитываются металлы, необходимые для эксплуатации, например уран: «Мы сосредоточились на металлах, необходимых для строительства электростанций (и производства оборудования для них)».
Эксперты выбрали в качестве объекта анализа поставки цветных, редких и драгоценных металлов. Корректно ли это? В отчете почему-то почти проигнорировано все, что связано со сталями и легирующими металлами, а следовательно — с железной рудой. А между тем сталь используется для производства опор линий электропередач, для металлоконструкций в теле плотин ГЭС и электрооборудования. Доля стали в общей массе ветроустановки, по данным Геологической службы США, составляет 71−79%. Можно добавить еще 5−17%, приходящиеся на долю железа и чугуна. Таким образом, доля производных железной руды в одной ветроустановке может достигать 96%. В создании АЭС также высока доля сталей и иных производных железной руды, которые используются как при строительстве зданий и сооружений, так и при изготовлении оборудования.
Возможно, МЭА не расценивают поставки железной руды как рискованные, ведь это один из базовых компонентов бизнеса крупнейших мировых горнодобывающих компаний. Однако цена на железную руду — одна из самых волатильных среди всех твердых полезных ископаемых. А волатильность и чрезмерный рост цен — это второй риск (первый, напомним, — перебои с поставками), который авторы отчета МЭА считают существенным: «В прошлом дисбаланс спроса и предложения на различные металлы провоцировал рост инвестиций или принятие мер, направленных на уменьшение или поддержание спроса. Но эти меры принимались с задержкой и сопровождались значительными колебаниями цен. Аналогичные ситуации в будущем могут отсрочить энергопереход и увеличить связанные с ним затраты».
В марте 2021 года цена железной руды составляла $ 88 за тонну, в мае — уже $ 230. Для понимания масштаба: объем производства руды в 2020 году составил 2,2 млрд тонн. Цена на сталь тоже резко меняется. Так, в Китае цена стальной арматуры для строительства выросла с $ 660 за тонну в начале нынешнего года до $ 865 за тонну в первой декаде мая. «Это рекордные цены, они превышают максимумы, отмечавшиеся в предыдущие периоды бума на рынке», — сообщил тогда «Интерфакс» со ссылкой на Clarksons Platou Securities. Однако уже через две недели, 24 мая, появились сообщения о том, что цены на железную руду резко снижаются, падение по сравнению с майским пиком составило 20%. Причина: Госкомитет Китая по развитию и реформам (NDRC) объявил в конце мая, что намерен вести борьбу с монополиями на сырьевых рынках, манипуляциями, спекуляциями, распространением ложной информации и накапливанием чрезмерных запасов.
Таким образом, для энергетики, в том числе «чистой», цены на железную руду и сталь куда более значимы, чем цены на цветные, редкие, драгоценные и тем более редкоземельные металлы.
Атомная энергетика, стабильная и экономичная
Больше всего цветных, редких и редкоземельных металлов необходимо для производства морских ветроустановок — почти 16 тонн/МВт установленной мощности, сообщают эксперты МЭА. Наибольшие доли занимают медь и цинк. На втором месте по объему использования металлов — наземные ветроустановки, которым требуется более 10 тонн цветных и редких металлов. На третьем — солнечные панели с объемом потребления более 7 тонн. Атомная энергетика потребляет наименьшее количество этих металлов среди всех «чистых» видов электроэнергетики — неполные 6 тонн/МВт. Меньше потребляют только угольные станции и станции, работающие на природном газе.
Авторы отчета оценили значимость различных металлов для атомной отрасли как среднюю или низкую. Такой же чувствительностью может похвастаться только гидроэнергетика. Остальные сегменты «чистой» энергетики остро нуждаются в одном или нескольких металлах. Самые высокочувствительные сегменты — электротранспорт и системы накопления. По оценкам МЭА, эти сегменты имеют высокую потребность в меди, кобальте, никеле, литии, РЗМ и алюминии — шести из девяти рассматриваемых металлов. Это значит, что риск перебоев в производстве из-за нарушений регулярности поставок одного из металлов возрастает вшестеро.
Эксперты МЭА прогнозируют: при сценарии STEPS (Stated Policies Scenario) годовая потребность атомной энергетики в цветных и прочих металлах во всем мире вырастет менее чем на 10 тыс. тонн — с 50 тыс. тонн в 2020 году до неполных 60 тыс. тонн в 2040-м. Причем будет наблюдаться незначительное снижение по сравнению с 2030 годом. В сценарии SDS (Sustainable Development Scenario) годовая потребность может немного превысить 80 тыс. тонн: «Годовой спрос на металлы со стороны ядерной энергетики между 2031 и 2040 годами вырастет в среднем примерно на 60% относительно уровня 2020 года и достигнет 82 тыс. тонн. В структуре спроса преобладают хром (42%), медь (28%) и никель (25%). Спрос на иттрий в 2040 году составит около 7,7 тонн, что примерно равно 0,0015% текущих мировых запасов». STEPS — это сценарий, созданный в соответствии с существующими политиками. SDS предполагает ускоренный переход на «чистые» источники энергии в различных отраслях.
«Как и гидроэнергетика, ядерная энергетика является одной из наиболее низкоуглеродных технологий и отличается минимальной потребностью в металлах. К наиболее востребованным металлам относятся хром (2 190 кг/МВт в 2019 году), медь (1 470 кг/МВт), никель (1 300 кг/МВт), гафний (0,5 кг/МВт) и иттрий (0,5 кг/МВт)», — подсчитали авторы отчета.
Это означает, что потребности атомной энергетики не будут вносить вклад в вероятный скачок спроса на металлы, то есть не будут способствовать повышению цен и рисков перебоев поставок.
Кроме того, длинный инвестиционный цикл создания атомных электростанций и оборудования для них делает предсказуемыми потребности в металле на горизонте как минимум года. Как следствие — у заказчиков и производителей металлоконструкций и оборудования есть возможность минимизировать риски сбоя поставок и ценовых колебаний за счет заблаговременной контрактации.
Таким образом, на основании данных МЭА можно сделать вывод: атомная энергетика — один из наиболее защищенных видов «чистой» электроэнергетики с точки зрения поставок и колебаний.
Больше всего цветных, редких и редкоземельных металлов необходимо для производства морских ветроустановок — почти 16 тонн/МВт установленной мощности, сообщают эксперты МЭА. Наибольшие доли занимают медь и цинк. На втором месте по объему использования металлов — наземные ветроустановки, которым требуется более 10 тонн цветных и редких металлов. На третьем — солнечные панели с объемом потребления более 7 тонн. Атомная энергетика потребляет наименьшее количество этих металлов среди всех «чистых» видов электроэнергетики — неполные 6 тонн/МВт. Меньше потребляют только угольные станции и станции, работающие на природном газе.
Авторы отчета оценили значимость различных металлов для атомной отрасли как среднюю или низкую. Такой же чувствительностью может похвастаться только гидроэнергетика. Остальные сегменты «чистой» энергетики остро нуждаются в одном или нескольких металлах. Самые высокочувствительные сегменты — электротранспорт и системы накопления. По оценкам МЭА, эти сегменты имеют высокую потребность в меди, кобальте, никеле, литии, РЗМ и алюминии — шести из девяти рассматриваемых металлов. Это значит, что риск перебоев в производстве из-за нарушений регулярности поставок одного из металлов возрастает вшестеро.
Эксперты МЭА прогнозируют: при сценарии STEPS (Stated Policies Scenario) годовая потребность атомной энергетики в цветных и прочих металлах во всем мире вырастет менее чем на 10 тыс. тонн — с 50 тыс. тонн в 2020 году до неполных 60 тыс. тонн в 2040-м. Причем будет наблюдаться незначительное снижение по сравнению с 2030 годом. В сценарии SDS (Sustainable Development Scenario) годовая потребность может немного превысить 80 тыс. тонн: «Годовой спрос на металлы со стороны ядерной энергетики между 2031 и 2040 годами вырастет в среднем примерно на 60% относительно уровня 2020 года и достигнет 82 тыс. тонн. В структуре спроса преобладают хром (42%), медь (28%) и никель (25%). Спрос на иттрий в 2040 году составит около 7,7 тонн, что примерно равно 0,0015% текущих мировых запасов». STEPS — это сценарий, созданный в соответствии с существующими политиками. SDS предполагает ускоренный переход на «чистые» источники энергии в различных отраслях.
«Как и гидроэнергетика, ядерная энергетика является одной из наиболее низкоуглеродных технологий и отличается минимальной потребностью в металлах. К наиболее востребованным металлам относятся хром (2 190 кг/МВт в 2019 году), медь (1 470 кг/МВт), никель (1 300 кг/МВт), гафний (0,5 кг/МВт) и иттрий (0,5 кг/МВт)», — подсчитали авторы отчета.
Это означает, что потребности атомной энергетики не будут вносить вклад в вероятный скачок спроса на металлы, то есть не будут способствовать повышению цен и рисков перебоев поставок.
Кроме того, длинный инвестиционный цикл создания атомных электростанций и оборудования для них делает предсказуемыми потребности в металле на горизонте как минимум года. Как следствие — у заказчиков и производителей металлоконструкций и оборудования есть возможность минимизировать риски сбоя поставок и ценовых колебаний за счет заблаговременной контрактации.
Таким образом, на основании данных МЭА можно сделать вывод: атомная энергетика — один из наиболее защищенных видов «чистой» электроэнергетики с точки зрения поставок и колебаний.
«Зеленая» ценовая спираль
Опасения экспертов МЭА по поводу стабильности цен и поставок из-за роста производства в сегменте «чистой» энергетики звучат на фоне растущих требований по снижению углеродного следа, адресованных горнодобывающим компаниям. В такой ситуации последние становятся как поставщиками исходного сырья для «чистой» энергетики, так и ее потребителями. «Озеленяя» свое производство, они провоцируют рост того самого спроса, который должны удовлетворять.
Один из выводов, содержащихся в отчете МЭА: «Быстрый, организованный энергетический переход требует значительного увеличения инвестиций в производство металлов, дабы удовлетворить быстро растущий спрос. Законодатели могут принимать различные меры, чтобы стимулировать реализацию новых добывающих проектов, но важнее всего подать четкий и ясный сигнал о переходе к „чистой“ энергетике».
Что же произойдет, если требование «значительного увеличения инвестиций в производство металлов» будет удовлетворено? Горнодобывающие компании будут покупать новые объекты и наращивать объемы производства. Все это потребует привлечения большого объема денег, так как строительство каждого нового рудника сейчас, когда месторождения с высокими содержаниями и с хорошей инфраструктурой вокруг уже отработаны или находятся в процессе отработки, —высококапиталоемкий проект. Новые производства — это новые потребности в электроэнергетике и транспорте, которые должны быть экологически чистыми, а значит — пока все еще более дорогими, чем традиционные. Все эти дополнительные затраты будут пропускаться через фильтр инвестиционной привлекательности проектов и опосредованно, через механизм дефицита и его удовлетворения, влиять на биржевые (при их наличии) и контрактные цены на металлы. Даже если будут запускаться новые проекты, их себестоимость возрастет. А из-за того, что количество проектов, способных пережить период низких цен, уменьшится, нижняя планка цен на металлы подскочит, чтобы не допустить дефицита и нового резкого всплеска цен.
При этом рост цен на металлы перекладывается в рост себестоимости всех секторов, потребляющих эти металлы, в том числе — "чистой" генерации, которая ложится в себестоимость произведенного металла — и снова по кругу. Точнее, по спирали инфляции. И это еще спокойный сценарий, без перекосов, связанных с разного рода «черными лебедями» — непредсказуемыми и опасными событиями. Вот неполный перечень того, что влияло на цены, поставки и планы горных компаний в последние годы: затяжной финансовый кризис, забастовки на рудниках, государственные перевороты, пандемия коронавируса, таможенное и антимонопольное госрегулирование, внедрение более экономичных технологий добычи и извлечения металлов и как следствие — вовлечение в отработку ранее экономически невыгодных запасов. И, конечно, требование к безуглеродности поставок.
Следствие — стремительные взлеты и падения цен. Пример: цена на медь в 2020 году падала ниже $ 4750 за тонну и взлетала выше $ 7880 за тонну. А в 2021 году она вплотную подобралась к $ 10 400 за тонну.
Атомная энергетика в таком контексте — территория стабильности, так как она может гарантировать стабильное ценообразование для потребителей, в том числе горнодобывающих предприятий, на весь срок работы блока — сейчас идет речь о том, что он может достигать ста лет. Этот срок, как правило, превосходит сроки службы большинства из ныне отрабатываемых месторождений цветных, редких и редкоземельных металлов. Кроме того, атомная энергетика — это стабильные поставки электроэнергии, не зависящие от капризов погоды или изменений климата, так как АЭС способны работать в любых климатических зонах — от Арктики до тропиков.
Таким образом, атомная энергетика сможет обеспечить развитие горнодобывающих производств, не провоцируя роста себестоимости производимых металлов. Для металлов с рудников, обеспеченных электроэнергией с АЭС, электроэнергетическая компонента себестоимости останется стабильной на протяжении десятилетий, вплоть до века.
Примеры такого симбиоза атомной энергетики и горного дела уже есть в России. В начале июня заработала ЛЭП, соединяющая два месторождения (крупное медно-золотое Песчанка и небольшое золоторудное Кекура) с Билибинской АЭС, базирующейся в арктическом городе Билибино (Чукотский автономный округ). Электроэнергия с АЭС нужна на этапе строительства Баимского ГОКа на Песчанке. Сотрудничество Росатома с казахстанской KAZMinerals (владелицей Песчанки) может быть продолжено: стороны обсуждают строительство для работы Баимского ГОКа нескольких плавучих энергоблоков с реакторами РИТМ‑200.
Опасения экспертов МЭА по поводу стабильности цен и поставок из-за роста производства в сегменте «чистой» энергетики звучат на фоне растущих требований по снижению углеродного следа, адресованных горнодобывающим компаниям. В такой ситуации последние становятся как поставщиками исходного сырья для «чистой» энергетики, так и ее потребителями. «Озеленяя» свое производство, они провоцируют рост того самого спроса, который должны удовлетворять.
Один из выводов, содержащихся в отчете МЭА: «Быстрый, организованный энергетический переход требует значительного увеличения инвестиций в производство металлов, дабы удовлетворить быстро растущий спрос. Законодатели могут принимать различные меры, чтобы стимулировать реализацию новых добывающих проектов, но важнее всего подать четкий и ясный сигнал о переходе к „чистой“ энергетике».
Что же произойдет, если требование «значительного увеличения инвестиций в производство металлов» будет удовлетворено? Горнодобывающие компании будут покупать новые объекты и наращивать объемы производства. Все это потребует привлечения большого объема денег, так как строительство каждого нового рудника сейчас, когда месторождения с высокими содержаниями и с хорошей инфраструктурой вокруг уже отработаны или находятся в процессе отработки, —высококапиталоемкий проект. Новые производства — это новые потребности в электроэнергетике и транспорте, которые должны быть экологически чистыми, а значит — пока все еще более дорогими, чем традиционные. Все эти дополнительные затраты будут пропускаться через фильтр инвестиционной привлекательности проектов и опосредованно, через механизм дефицита и его удовлетворения, влиять на биржевые (при их наличии) и контрактные цены на металлы. Даже если будут запускаться новые проекты, их себестоимость возрастет. А из-за того, что количество проектов, способных пережить период низких цен, уменьшится, нижняя планка цен на металлы подскочит, чтобы не допустить дефицита и нового резкого всплеска цен.
При этом рост цен на металлы перекладывается в рост себестоимости всех секторов, потребляющих эти металлы, в том числе — "чистой" генерации, которая ложится в себестоимость произведенного металла — и снова по кругу. Точнее, по спирали инфляции. И это еще спокойный сценарий, без перекосов, связанных с разного рода «черными лебедями» — непредсказуемыми и опасными событиями. Вот неполный перечень того, что влияло на цены, поставки и планы горных компаний в последние годы: затяжной финансовый кризис, забастовки на рудниках, государственные перевороты, пандемия коронавируса, таможенное и антимонопольное госрегулирование, внедрение более экономичных технологий добычи и извлечения металлов и как следствие — вовлечение в отработку ранее экономически невыгодных запасов. И, конечно, требование к безуглеродности поставок.
Следствие — стремительные взлеты и падения цен. Пример: цена на медь в 2020 году падала ниже $ 4750 за тонну и взлетала выше $ 7880 за тонну. А в 2021 году она вплотную подобралась к $ 10 400 за тонну.
Атомная энергетика в таком контексте — территория стабильности, так как она может гарантировать стабильное ценообразование для потребителей, в том числе горнодобывающих предприятий, на весь срок работы блока — сейчас идет речь о том, что он может достигать ста лет. Этот срок, как правило, превосходит сроки службы большинства из ныне отрабатываемых месторождений цветных, редких и редкоземельных металлов. Кроме того, атомная энергетика — это стабильные поставки электроэнергии, не зависящие от капризов погоды или изменений климата, так как АЭС способны работать в любых климатических зонах — от Арктики до тропиков.
Таким образом, атомная энергетика сможет обеспечить развитие горнодобывающих производств, не провоцируя роста себестоимости производимых металлов. Для металлов с рудников, обеспеченных электроэнергией с АЭС, электроэнергетическая компонента себестоимости останется стабильной на протяжении десятилетий, вплоть до века.
Примеры такого симбиоза атомной энергетики и горного дела уже есть в России. В начале июня заработала ЛЭП, соединяющая два месторождения (крупное медно-золотое Песчанка и небольшое золоторудное Кекура) с Билибинской АЭС, базирующейся в арктическом городе Билибино (Чукотский автономный округ). Электроэнергия с АЭС нужна на этапе строительства Баимского ГОКа на Песчанке. Сотрудничество Росатома с казахстанской KAZMinerals (владелицей Песчанки) может быть продолжено: стороны обсуждают строительство для работы Баимского ГОКа нескольких плавучих энергоблоков с реакторами РИТМ‑200.
Цены на медь в 2020 году
Сдержанное регулирование
Аналитики МЭА призывают правительства не допустить роста цен на металлы и перебоев с поставками: «Законодателям следует изучить меры, способствующие укреплению цепочек поставок различных металлов, разработать ответные действия на возможные перебои в поставках и увеличить прозрачность рынка. К таким мерам можно отнести регулярную оценку рынка и проведение стресс-тестирования, а также формирование стратегических запасов». Однако механизмов регулирования у государств не слишком много. У рынков промышленных металлов гигантский объем и международное влияние. Госрегулирование или санкции на таких рынках, как медь, алюминий и никель, в отношении даже одного крупного игрока повлияют на положение дел у огромного числа участников рынка. И рынок будет искать способы исправления ситуации, в том числе регуляторные.
Да, как показала китайская практика, угроза государства наказывать за спекуляции на рынке может подействовать на цены охлаждающе. Но механизм закупок в госрезерв работает крайне ограниченно. Даже в США, первой экономике мира, в бюджете 2022 года не заложены деньги на закупки у американских урановых компаний урана в госрезерв, который рассматривала в качестве меры поддержки местных производителей администрация экс-президента Дональда Трампа. И никаких государственных денег не хватит, чтобы покупать впрок медь или алюминий в сколько-то серьезных объемах.
Еще одно предложение экспертов МЭА — поддерживать геологоразведку: «Страны, обладающие ресурсами, могут поддержать разработку новых проектов, способствуя проведению геологических исследований, упрощая порядок получения разрешений, чтобы сократить сроки реализации проектов, предоставляя финансирование для снижения риска, а также информируя общественность о вкладе таких проектов в трансформацию энергетического сектора». Безусловно, все эти меры важны и полезны. Но основной объем денег горные компании тратят не на этапе геологоразведки, а на этапе капстроительства рудников. Поэтому, если уж говорить о господдержке горнодобывающих компаний, то скорее стоило бы вспомнить об инфраструктурной поддержке — различных механизмах софинансирования дорог, ЛЭП и подстанций, субсидировании тарифов на электроэнергию для добывающих компаний, госфинансировании новых генерирующих мощностей. В России такие механизмы рассматриваются. Примером господдержки может стать все тот же Баимский ГОК.
Аналитики МЭА призывают правительства не допустить роста цен на металлы и перебоев с поставками: «Законодателям следует изучить меры, способствующие укреплению цепочек поставок различных металлов, разработать ответные действия на возможные перебои в поставках и увеличить прозрачность рынка. К таким мерам можно отнести регулярную оценку рынка и проведение стресс-тестирования, а также формирование стратегических запасов». Однако механизмов регулирования у государств не слишком много. У рынков промышленных металлов гигантский объем и международное влияние. Госрегулирование или санкции на таких рынках, как медь, алюминий и никель, в отношении даже одного крупного игрока повлияют на положение дел у огромного числа участников рынка. И рынок будет искать способы исправления ситуации, в том числе регуляторные.
Да, как показала китайская практика, угроза государства наказывать за спекуляции на рынке может подействовать на цены охлаждающе. Но механизм закупок в госрезерв работает крайне ограниченно. Даже в США, первой экономике мира, в бюджете 2022 года не заложены деньги на закупки у американских урановых компаний урана в госрезерв, который рассматривала в качестве меры поддержки местных производителей администрация экс-президента Дональда Трампа. И никаких государственных денег не хватит, чтобы покупать впрок медь или алюминий в сколько-то серьезных объемах.
Еще одно предложение экспертов МЭА — поддерживать геологоразведку: «Страны, обладающие ресурсами, могут поддержать разработку новых проектов, способствуя проведению геологических исследований, упрощая порядок получения разрешений, чтобы сократить сроки реализации проектов, предоставляя финансирование для снижения риска, а также информируя общественность о вкладе таких проектов в трансформацию энергетического сектора». Безусловно, все эти меры важны и полезны. Но основной объем денег горные компании тратят не на этапе геологоразведки, а на этапе капстроительства рудников. Поэтому, если уж говорить о господдержке горнодобывающих компаний, то скорее стоило бы вспомнить об инфраструктурной поддержке — различных механизмах софинансирования дорог, ЛЭП и подстанций, субсидировании тарифов на электроэнергию для добывающих компаний, госфинансировании новых генерирующих мощностей. В России такие механизмы рассматриваются. Примером господдержки может стать все тот же Баимский ГОК.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ #4_2021