Уран в предрассветных сумерках
ОБЗОР / #6_2019
Автор: Ирина ДОРОХОВА / Фото: Energyres.com.au
World Nuclear Association (WNA) в сентябрьском докладе предположила, что урановую отрасль ждет более светлое будущее, чем-то, каким оно казалось два года назад. Но ближайшее прошлое — с начала 2019 года — пока не дает устойчивых оснований для оптимизма: спотовый рынок по-прежнему перенасыщен, цена на уран низкая, а политическая поддержка атомной электроэнергетики нестабильна. Наперекор депрессивной действительности рискнула пойти Orano: компания стала занимать деньги и нанимать сотрудников для развития проектов.
В «Докладе о ядерном топливе: глобальных сценариях спроса и предложения» WNA самое позитивное — это предположение, что будущее урановой отрасли в любом случае лучше, чем настоящее. Спрос на уран повысится.
Перспективный прогноз атомных мощностей в 2040 году по сравнению с 2019 годом
В соответствии с низким сценарием, электрическая мощность АЭС во всем мире вырастет с нынешних 370 ГВт до примерно 400 ГВт в начале 2030-х годов и останется на этом уровне до 2040 года (402,2 ГВт). Двумя годами раньше предполагалось, что при реализации низкого сценария мощность к началу 2030-х годов упадет почти до 300 ГВт. Базовый сценарий предполагает, что мощность вырастет до 462,2 ГВт к 2030 году и продолжит расти, достигнув 569,4 ГВт к 2040 году. Высокий сценарий таков: мощность вырастет до 537 ГВт к 2030 году и до 775,9 ГВт — к 2040 году. На рост спроса на электроэнергию, по данным доклада, будут влиять такие факторы, как рост населения, урбанизация, электрификация производств и быта. Спрос на электроэнергию коррелирует с ростом населения Земли: он более чем удвоился по сравнению с ростом населения с 2000 года. Поскольку сейчас более миллиарда людей по всему миру не имеют доступа к электроэнергии, усилия крупных развивающихся стран в этом направлении станут главным источником роста спроса на электроэнергию. Спрос растет также благодаря урбанизации. «Динамика экономического роста будет влиять на потребление электроэнергии как промышленностью, так и домохозяйствами, особенно в развивающихся экономиках, где растущие доходы и стандарты жизни стимулируют покупки новой бытовой техники, систем отопления и кондиционирования. Однако в развитых экономиках рост ВВП имеет меньшую корреляцию со спросом на электроэнергию, прежде всего из-за мероприятий по энергоэффективности», — говорится в докладе.
В 2019 году реальность превзошла ожидания даже обновленного высокого сценария. В соответствии с ним, чистая электрическая мощность всех АЭС должна составлять 376,5 ГВт, тогда как, по данным PRIS на 24 сентября 2019 года, она достигла уже 398,9 ГВт.
В 2019 году реальность превзошла ожидания даже обновленного высокого сценария. В соответствии с ним, чистая электрическая мощность всех АЭС должна составлять 376,5 ГВт, тогда как, по данным PRIS на 24 сентября 2019 года, она достигла уже 398,9 ГВт.
Политика превыше конкуренции
Главный фактор, влияющий на будущее атомной отрасли, — это национальная политика в сфере энергетики. WNA прямо заявила, что пересмотрела свои прогнозы в связи с изменившимися векторами действий правительств США и Франции: «Во Франции изменения страновой энергетической политики, позволяющей энергокомпании (EDF) удлинить сроки службы существующих реакторов с 40 до 60 лет, были отражены в низком сценарии. Но поскольку Франция обладает вторым по числу блоков парком АЭС в мире, WNA изменила прогноз по совокупной мощности АЭС по отношению не только к этой стране, но и ко всему миру. В США в низкий сценарий не были заложены никакие новые реакторы, кроме „Вогл“ 3 и 4, однако было принято во внимание, что для 22 блоков были выданы вторичные лицензии, продлевающие срок службы реакторов до 80 лет».
Практика, тем не менее, показывает, что даже в США административная поддержка АЭС — не устойчивая тенденция, которую стоит учитывать в прогнозах. С одной стороны, в Нью-Джерси Совет по энергетике штата выдал сертификат нулевых выбросов принадлежащим компании PSEG блокам №№ 1 и 2 АЭС «Салем» и блоку № 1 станции «Хоуп-Крик», чтобы защитить их от закрытия. С другой стороны, законодательные инициативы по поддержке АЭС обсуждались на уровне штатов в Огайо и Пенсильвании, но к концу первого полугодия не было принято окончательного решения. В итоге Exelon объявил, что закроет блок № 1 АЭС «Три-Майл Айленд» до 30 сентября (блок остановлен 20 сентября 2019 года. — Прим. ред.), так как «итоговое решение по политике штата не будет утверждено до 1 июня — в срок, необходимый для того, чтобы вовремя отложить досрочное закрытие блока».
Нельзя говорить об устойчивой поддержке атомной отрасли и в других странах. «На рынке спроса энергокомпании Японии столкнулись с очередным вызовом, когда Агентство по ядерному регулированию (Nuclear Regulation Authority) отказало им в продлении сроков завершения строительства резервных центров управления АЭС. Энергокомпаниям, которые своевременно не выполнят предъявленные требования, придется приостановить работу своих АЭС, включая девять действующих реакторов», — говорится в отчете «Операционные результаты деятельности АО „НАК 'Казатомпром'“ за II квартал 2019 года».
В Европе одни страны (например, Беларусь и Словакия) строят на своей территории АЭС, другие им в этом препятствуют (Литва и Австрия соответственно). Запуск блока № 3 АЭС «Моховце» задержится как минимум до ноября 2019 года, а возможно, и до марта 2020 года из-за политического давления Австрии, утверждающей, что «ее расширение имеет фундаментальные изъяны».
Правительство Индии, со своей стороны, объявило, что дождется решения EDF относительно проблем с блоком «Фламанвиль‑3» и изучит его, прежде чем начать строительство по технологии EPR (та же, что на «Фламанвиль‑3») на запланированных шести блоках АЭС в Джайпуре с участием французской EDF.
На фоне непростой борьбы за каждый блок по всему миру Китай кажется образцом господдержки атомной энергетики: по информации Reuters, председатель совета директоров CNNC Ю Лянфэнь заявил, что страна вскоре запустит кампанию по строительству новых блоков со скоростью шесть-восемь штук в год, так как согласование строительства реакторов вернулось в нормальное русло. По данным PRIS, в Китае с начала 2019 года были запущены два блока: «Тайшань‑2» и «Чжаньянь‑6».
Новым интересным игроком на рынке атомной энергетики может стать Узбекистан. В стране уже ведутся инженерные изыскания по выбору площадки для будущей АЭС, количество планируемых к возведению блоков увеличилось с двух до четырех, около двухсот студентов учатся в московском МИФИ и филиале института в Ташкенте. Кроме того, глава Минэнерго Узбекистана Алишер Султанов заявил в сентябрьском интервью «Спутнику», что «последние этапы, скажем, производство самих стержней (топливных. — Прим. ред.), мы вполне можем осуществлять на своей территории». Узбекистан сотрудничает не только с Росатомом: в середине сентября представители Минэнерго, Госкомпромбезопасности, агентства «Узатом» и Дирекции по строительству АЭС несколько дней провели во Франции, где знакомились с производством оборудования для АЭС на предприятиях GE, побывали на АЭС «Фламанвиль», где EDF строит третий блок, а также в Orano и Framatome Romans, провели переговоры с отраслевым регулятором. В июне 2019 года в прессе появились статьи о том, что Госкомгео договорился с Orano о создании СП (51% будет принадлежать французской компании, 49% — узбекской). «Это соглашение формализует желание обеих сторон совместно работать над урановыми проектами в Узбекистане, в особенности в районе города Навои — пустынном районе в сердце богатой ураном провинции Кызылкум. Оба партнера планируют вести буровые работы в этой области, чтобы повысить категорию ресурсов, уже обнаруженных Госкомгеологией, и открыть новые урановые ресурсы. Работы на площадке предполагается запустить в первой половине 2020 года», — говорится в релизе Orano. В итоге — обладание готовой АЭС, собственным ураном и участие в топливном рынке. Действия Узбекистана имеют явное сходство с теми, что 15 лет назад предпринимал «Казатомпром» в Казахстане. Не исключено, что его опыт будет учтен Узбекистаном, и история нового игрока на рынке атомной энергетики окажется вполне успешной.
Главный фактор, влияющий на будущее атомной отрасли, — это национальная политика в сфере энергетики. WNA прямо заявила, что пересмотрела свои прогнозы в связи с изменившимися векторами действий правительств США и Франции: «Во Франции изменения страновой энергетической политики, позволяющей энергокомпании (EDF) удлинить сроки службы существующих реакторов с 40 до 60 лет, были отражены в низком сценарии. Но поскольку Франция обладает вторым по числу блоков парком АЭС в мире, WNA изменила прогноз по совокупной мощности АЭС по отношению не только к этой стране, но и ко всему миру. В США в низкий сценарий не были заложены никакие новые реакторы, кроме „Вогл“ 3 и 4, однако было принято во внимание, что для 22 блоков были выданы вторичные лицензии, продлевающие срок службы реакторов до 80 лет».
Практика, тем не менее, показывает, что даже в США административная поддержка АЭС — не устойчивая тенденция, которую стоит учитывать в прогнозах. С одной стороны, в Нью-Джерси Совет по энергетике штата выдал сертификат нулевых выбросов принадлежащим компании PSEG блокам №№ 1 и 2 АЭС «Салем» и блоку № 1 станции «Хоуп-Крик», чтобы защитить их от закрытия. С другой стороны, законодательные инициативы по поддержке АЭС обсуждались на уровне штатов в Огайо и Пенсильвании, но к концу первого полугодия не было принято окончательного решения. В итоге Exelon объявил, что закроет блок № 1 АЭС «Три-Майл Айленд» до 30 сентября (блок остановлен 20 сентября 2019 года. — Прим. ред.), так как «итоговое решение по политике штата не будет утверждено до 1 июня — в срок, необходимый для того, чтобы вовремя отложить досрочное закрытие блока».
Нельзя говорить об устойчивой поддержке атомной отрасли и в других странах. «На рынке спроса энергокомпании Японии столкнулись с очередным вызовом, когда Агентство по ядерному регулированию (Nuclear Regulation Authority) отказало им в продлении сроков завершения строительства резервных центров управления АЭС. Энергокомпаниям, которые своевременно не выполнят предъявленные требования, придется приостановить работу своих АЭС, включая девять действующих реакторов», — говорится в отчете «Операционные результаты деятельности АО „НАК 'Казатомпром'“ за II квартал 2019 года».
В Европе одни страны (например, Беларусь и Словакия) строят на своей территории АЭС, другие им в этом препятствуют (Литва и Австрия соответственно). Запуск блока № 3 АЭС «Моховце» задержится как минимум до ноября 2019 года, а возможно, и до марта 2020 года из-за политического давления Австрии, утверждающей, что «ее расширение имеет фундаментальные изъяны».
Правительство Индии, со своей стороны, объявило, что дождется решения EDF относительно проблем с блоком «Фламанвиль‑3» и изучит его, прежде чем начать строительство по технологии EPR (та же, что на «Фламанвиль‑3») на запланированных шести блоках АЭС в Джайпуре с участием французской EDF.
На фоне непростой борьбы за каждый блок по всему миру Китай кажется образцом господдержки атомной энергетики: по информации Reuters, председатель совета директоров CNNC Ю Лянфэнь заявил, что страна вскоре запустит кампанию по строительству новых блоков со скоростью шесть-восемь штук в год, так как согласование строительства реакторов вернулось в нормальное русло. По данным PRIS, в Китае с начала 2019 года были запущены два блока: «Тайшань‑2» и «Чжаньянь‑6».
Новым интересным игроком на рынке атомной энергетики может стать Узбекистан. В стране уже ведутся инженерные изыскания по выбору площадки для будущей АЭС, количество планируемых к возведению блоков увеличилось с двух до четырех, около двухсот студентов учатся в московском МИФИ и филиале института в Ташкенте. Кроме того, глава Минэнерго Узбекистана Алишер Султанов заявил в сентябрьском интервью «Спутнику», что «последние этапы, скажем, производство самих стержней (топливных. — Прим. ред.), мы вполне можем осуществлять на своей территории». Узбекистан сотрудничает не только с Росатомом: в середине сентября представители Минэнерго, Госкомпромбезопасности, агентства «Узатом» и Дирекции по строительству АЭС несколько дней провели во Франции, где знакомились с производством оборудования для АЭС на предприятиях GE, побывали на АЭС «Фламанвиль», где EDF строит третий блок, а также в Orano и Framatome Romans, провели переговоры с отраслевым регулятором. В июне 2019 года в прессе появились статьи о том, что Госкомгео договорился с Orano о создании СП (51% будет принадлежать французской компании, 49% — узбекской). «Это соглашение формализует желание обеих сторон совместно работать над урановыми проектами в Узбекистане, в особенности в районе города Навои — пустынном районе в сердце богатой ураном провинции Кызылкум. Оба партнера планируют вести буровые работы в этой области, чтобы повысить категорию ресурсов, уже обнаруженных Госкомгеологией, и открыть новые урановые ресурсы. Работы на площадке предполагается запустить в первой половине 2020 года», — говорится в релизе Orano. В итоге — обладание готовой АЭС, собственным ураном и участие в топливном рынке. Действия Узбекистана имеют явное сходство с теми, что 15 лет назад предпринимал «Казатомпром» в Казахстане. Не исключено, что его опыт будет учтен Узбекистаном, и история нового игрока на рынке атомной энергетики окажется вполне успешной.
Что в атоме тебе моем?
Политическая поддержка атомной энергетики в западных странах с развитыми демократиями напрямую зависит от того, как относятся к атомной энергетике, а вернее — что о ней знают жители этих стран. Французская Orano заказала социологическое исследование, результаты которого представила в июне 2019 года. Оказалось, что 69% французов считают: ядерная энергетика способствует производству парниковых газов и изменению климата. Среди тех, кто живет около предприятия «Ла-Аг», таких на 14 п. п. (процентных пунктов. — Прим. ред.) меньше. Среди тех, кто живет возле АЭС «Трикастин/Мелокс», — на 8 п. п. Но в обоих случаях их все равно больше половины. Считают, что уголь и нефть вносят меньший вклад в выбросы парниковых газов, чем атомная энергетика, 11% и 10% соответственно. Для 47% французов АЭС — это страновой актив. Но их лишь на 13% больше, чем тех, кто считает, что АЭС — помеха для страны. Кроме того, жители Франции довольно смутно представляют ту роль, которую играет атомная энергетика в жизнеобеспечении их страны. «Они считают, что доля вырабатываемой на АЭС электроэнергии во Франции — 59%, тогда как на самом деле она составляет 72%», — говорится в релизе компании. Тот факт, что в стране, обладающей вторым по величине парком АЭС в мире, больше половины ее жителей, даже живя рядом со станциями, не знают о преимуществах атомной энергетики, позволяет предположить, почему позиции последней столь неуверенны в некоторых развитых странах.
Политическая поддержка атомной энергетики в западных странах с развитыми демократиями напрямую зависит от того, как относятся к атомной энергетике, а вернее — что о ней знают жители этих стран. Французская Orano заказала социологическое исследование, результаты которого представила в июне 2019 года. Оказалось, что 69% французов считают: ядерная энергетика способствует производству парниковых газов и изменению климата. Среди тех, кто живет около предприятия «Ла-Аг», таких на 14 п. п. (процентных пунктов. — Прим. ред.) меньше. Среди тех, кто живет возле АЭС «Трикастин/Мелокс», — на 8 п. п. Но в обоих случаях их все равно больше половины. Считают, что уголь и нефть вносят меньший вклад в выбросы парниковых газов, чем атомная энергетика, 11% и 10% соответственно. Для 47% французов АЭС — это страновой актив. Но их лишь на 13% больше, чем тех, кто считает, что АЭС — помеха для страны. Кроме того, жители Франции довольно смутно представляют ту роль, которую играет атомная энергетика в жизнеобеспечении их страны. «Они считают, что доля вырабатываемой на АЭС электроэнергии во Франции — 59%, тогда как на самом деле она составляет 72%», — говорится в релизе компании. Тот факт, что в стране, обладающей вторым по величине парком АЭС в мире, больше половины ее жителей, даже живя рядом со станциями, не знают о преимуществах атомной энергетики, позволяет предположить, почему позиции последней столь неуверенны в некоторых развитых странах.
Защитная реакция
Госрегулирование повлияло на урановый рынок и по требованию самих его участников. «Краткосрочная неопределенность, связанная с расследованием министерства торговли США по разделу 232 Закона о расширении торговли США, продолжала оказывать давление на урановый рынок в течение II квартала», — отмечается в операционном отчете «Казатомпрома».
Напомним: две мелкие американские уранодобывающие компании (Energy Fuels Resources и Ur-Energy USA) потребовали резко сократить импорт урана в США и выделить обязательные квоты, с тем чтобы генерирующие компании покупали до 25% необходимого им урана у местных производителей. Свою позицию они мотивировали угрозой национальной безопасности. В июле нынешнего года Дональд Трамп требование отклонил и поручил компетентным структурам изучить тему более пристально. Уже в августе, по данным Reuters, Институт ядерной энергетики (NEI) направил в администрацию американского президента письмо. В нем NEI призвал поддержать местных производителей в рамках закона «О защите производства» от 1950 года «прямыми платежами генерирующим энергокомпаниям или местным производителям урана за проданный этим энергокомпаниям уран американского происхождения». Если инициатива будет поддержана, она станет вмешательством государства в коммерческие отношения на урановом рынке, и некоторая часть американского спроса на уран, точный объем которого предсказать невозможно, может стать недоступной для других производителей.
Впрочем, это не первый пример защиты доходов местных производителей урана на законодательном уровне. Так, в Казахстане в декабре 2017 года был принят кодекс «О недрах и недропользовании», в котором постулируется, что местная компания (в реалиях — "Казатомпром") должна иметь не меньше контрольного пакета в любом уранодобывающем проекте.
Наконец, намибийский проект «Хусаб» (ранее известный как «Рёссинг Саут») — тоже прямое вмешательство государства в рыночные механизмы. Если бы не инвестиции китайской CGN, проект вряд ли был бы запущен из-за высоких себестоимости производства и капзатрат. Только затраты на производство, включающие роялти, маркетинг и транспортировку, по данным ТЭО, составляют $ 32 за фунт закиси-окиси (см. спотовые цены за первое полугодие 2019 года). ТЭО включало капзатраты в $ 1,66 млрд. В реальности, по данным Урановой ассоциации Намибии, строительство рудника обошлось в $ 2 млрд, а всего в проект было вложено $ 5,2 млрд. По данным Горной палаты (The Chamber of Mines) Намибии, убытки проекта на конец 2018 года составили 5,374 млрд намибийскийх долларов (около $ 373 млн по курсу на конец 2018 года). До запуска, по данным Red Book 2016 года, планировалось, что мощность рудника составит 5,7 тыс. тонн урана в год. На сайте CGN сообщается, что она должна составить 6,5 тыс. тонн в год. Но самое интересное в том, что, по данным WNA, в Китай уходит до 80% поставляемого с «Хусаба» урана, а до 20% «может продаваться на международном рынке CGN Global Uranium Ltd, зарегистрированной в Лондоне». Таким образом после выхода «Хусаба» на проектную мощность CGN через свою трейдинговую компанию может продавать до 1,3 тыс. тонн в год. По данным Горной палаты Намибии, объем производства на «Хусабе» в 2018 году составил 3571 тонну закиси-окиси.
Запуск и наращивание производства на руднике привели к увеличению предложения на спотовом рынке и урезанию спроса. «После ввода в эксплуатацию крупного рудника „Хусаб“ в Намибии, принадлежащего китайской CGN, активность китайцев в сфере прямых закупок урана снизилась. С 2007 по 2018 год в условиях низких цен и перепроизводства Китай, по оценкам аналитиков, купил на рынке порядка 135 тыс. тонн урана для будущих потребностей своих АЭС», — подтвердил вице-председатель объединенной урановой группы МАГАТЭ-ОЭСР Александр Бойцов.
Можно привести и другие примеры (истории Westinghouse, Areva, ресурсный национализм в странах Азии и Африки и т. д.). Все они показывают, что в отраслях атомного энергетического цикла, даже на нерегулируемом американском рынке, компании крайне сложно выжить без господдержки либо диверсификации в другие отрасли (GE, Toshiba в сегменте проектирования и изготовления блоков, Rio Tinto и BHP Billiton — в горном деле). Единственное, пожалуй, на сегодняшний день исключение — канадская Cameco. Это публичная компания без госучастия. После фактического ухода с рынка австралийского Paladin Energy это единственный остающийся на плаву крупный производитель урана, работающий только в сегменте урановой добычи. Сейчас компании сложно. После аварии на Фукусиме она продала доли в Bruce Power и остановила производство на всех рудниках, кроме двух: «Сигар-Лейк» в Канаде и «Инкая» в Казахстане. На вопрос АЭ, намерена ли компания обратиться за той или иной формой господдержки, представитель Cameco Кэрай Хиндман сообщила, что Cameco — это не госкомпания, и такой вопрос не рассматривается. Но на рынке нет ощущения, что компания не сможет выдержать затянувшийся кризис в отрасли. Опрошенные А Э эксперты считают, что Cameco, используя рыночную возможность купить дешевый уран, дождется более высоких цен. Продажа компании другому участнику рынка тоже маловероятна.
Госрегулирование повлияло на урановый рынок и по требованию самих его участников. «Краткосрочная неопределенность, связанная с расследованием министерства торговли США по разделу 232 Закона о расширении торговли США, продолжала оказывать давление на урановый рынок в течение II квартала», — отмечается в операционном отчете «Казатомпрома».
Напомним: две мелкие американские уранодобывающие компании (Energy Fuels Resources и Ur-Energy USA) потребовали резко сократить импорт урана в США и выделить обязательные квоты, с тем чтобы генерирующие компании покупали до 25% необходимого им урана у местных производителей. Свою позицию они мотивировали угрозой национальной безопасности. В июле нынешнего года Дональд Трамп требование отклонил и поручил компетентным структурам изучить тему более пристально. Уже в августе, по данным Reuters, Институт ядерной энергетики (NEI) направил в администрацию американского президента письмо. В нем NEI призвал поддержать местных производителей в рамках закона «О защите производства» от 1950 года «прямыми платежами генерирующим энергокомпаниям или местным производителям урана за проданный этим энергокомпаниям уран американского происхождения». Если инициатива будет поддержана, она станет вмешательством государства в коммерческие отношения на урановом рынке, и некоторая часть американского спроса на уран, точный объем которого предсказать невозможно, может стать недоступной для других производителей.
Впрочем, это не первый пример защиты доходов местных производителей урана на законодательном уровне. Так, в Казахстане в декабре 2017 года был принят кодекс «О недрах и недропользовании», в котором постулируется, что местная компания (в реалиях — "Казатомпром") должна иметь не меньше контрольного пакета в любом уранодобывающем проекте.
Наконец, намибийский проект «Хусаб» (ранее известный как «Рёссинг Саут») — тоже прямое вмешательство государства в рыночные механизмы. Если бы не инвестиции китайской CGN, проект вряд ли был бы запущен из-за высоких себестоимости производства и капзатрат. Только затраты на производство, включающие роялти, маркетинг и транспортировку, по данным ТЭО, составляют $ 32 за фунт закиси-окиси (см. спотовые цены за первое полугодие 2019 года). ТЭО включало капзатраты в $ 1,66 млрд. В реальности, по данным Урановой ассоциации Намибии, строительство рудника обошлось в $ 2 млрд, а всего в проект было вложено $ 5,2 млрд. По данным Горной палаты (The Chamber of Mines) Намибии, убытки проекта на конец 2018 года составили 5,374 млрд намибийскийх долларов (около $ 373 млн по курсу на конец 2018 года). До запуска, по данным Red Book 2016 года, планировалось, что мощность рудника составит 5,7 тыс. тонн урана в год. На сайте CGN сообщается, что она должна составить 6,5 тыс. тонн в год. Но самое интересное в том, что, по данным WNA, в Китай уходит до 80% поставляемого с «Хусаба» урана, а до 20% «может продаваться на международном рынке CGN Global Uranium Ltd, зарегистрированной в Лондоне». Таким образом после выхода «Хусаба» на проектную мощность CGN через свою трейдинговую компанию может продавать до 1,3 тыс. тонн в год. По данным Горной палаты Намибии, объем производства на «Хусабе» в 2018 году составил 3571 тонну закиси-окиси.
Запуск и наращивание производства на руднике привели к увеличению предложения на спотовом рынке и урезанию спроса. «После ввода в эксплуатацию крупного рудника „Хусаб“ в Намибии, принадлежащего китайской CGN, активность китайцев в сфере прямых закупок урана снизилась. С 2007 по 2018 год в условиях низких цен и перепроизводства Китай, по оценкам аналитиков, купил на рынке порядка 135 тыс. тонн урана для будущих потребностей своих АЭС», — подтвердил вице-председатель объединенной урановой группы МАГАТЭ-ОЭСР Александр Бойцов.
Можно привести и другие примеры (истории Westinghouse, Areva, ресурсный национализм в странах Азии и Африки и т. д.). Все они показывают, что в отраслях атомного энергетического цикла, даже на нерегулируемом американском рынке, компании крайне сложно выжить без господдержки либо диверсификации в другие отрасли (GE, Toshiba в сегменте проектирования и изготовления блоков, Rio Tinto и BHP Billiton — в горном деле). Единственное, пожалуй, на сегодняшний день исключение — канадская Cameco. Это публичная компания без госучастия. После фактического ухода с рынка австралийского Paladin Energy это единственный остающийся на плаву крупный производитель урана, работающий только в сегменте урановой добычи. Сейчас компании сложно. После аварии на Фукусиме она продала доли в Bruce Power и остановила производство на всех рудниках, кроме двух: «Сигар-Лейк» в Канаде и «Инкая» в Казахстане. На вопрос АЭ, намерена ли компания обратиться за той или иной формой господдержки, представитель Cameco Кэрай Хиндман сообщила, что Cameco — это не госкомпания, и такой вопрос не рассматривается. Но на рынке нет ощущения, что компания не сможет выдержать затянувшийся кризис в отрасли. Опрошенные А Э эксперты считают, что Cameco, используя рыночную возможность купить дешевый уран, дождется более высоких цен. Продажа компании другому участнику рынка тоже маловероятна.
Спотовый монстр
Спотовый урановый рынок во втором полугодии пребывал в депрессии: сделок проводилось мало, цены падали. «По данным из независимых источников, в течение первого полугодия 2019 года объемы спотовых транзакций были выше среднего, но на 15% меньше, чем в первом полугодии прошлого года. Общий объем спотовой торговли составил около 29 млн фунтов U₃O₈ (13 154 тонны. — Прим. ред.), при этом средняя недельная спотовая цена составила $ 26,47, по сравнению с 34 млн фунтов U₃O₈ (15 422 тонны. — Прим. ред.) со средней ценой реализации $ 22,14 в первом полугодии 2018 года», — говорится в отчете «Казатомпрома».
Переизбыток урана на рынке различными экспертами оценивается в 3−5 тыс. тонн, но постоянство, с которым производители урана ссылаются на излишнее предложение, дает основание предположить, что это постоянно пополняемый избыток.
Ситуация, когда компании производят больше, чем продают, сохраняется. Судя по публичным данным (по таким производителям, как Orano, АРМЗ, китайские компании и Навоийский ГМК, нет данных о производстве урана за первое полугодие), в настоящее время только Cameco продает больше, чем производит (см. Табл. 1).
«Мы не можем упускать из виду тот факт, что, в то время как мы придерживаемся стратегии создания истинной ценности, в отрасли также присутствуют те, кому не хватает твердости и опыта, или они все еще производят больше своих обязательств по продажам, используя спотовый рынок для размещения излишков», — посетовал СЕО Cameco Тим Гитцель (цитата по отчету за II квартал 2019 года). Данные по BHP Billiton за полугодие показывают превышение объема продаж над объемом производства, но, если посмотреть на данные отчета за год, закончившийся 30 июня 2019 года, то видно, что объем продаж почти точно совпадает с объемом производства (3570 тонн и 3565 тонн соответственно).
Впрочем, в сентябрьском отчете WNA говорится, что переизбыток предложения в последние годы снижается за счет консервации рудников и сокращения объемов действующих производств. «После более чем десятилетнего периода избыточного предложения урана баланс начинает выравниваться. Фактически это произошло уже в прошлом году, а в текущем даже возможен небольшой дефицит», — отметил А. Бойцов. Однако он также признал, что накопленный избыток продолжает дестабилизировать рынок, а цены не откликаются на то, что дефицит уже наступил. «Мы видим, что рынок остается слабым, а спотовые и долгосрочные цены находятся под давлением», — подтвердила и К. Хиндман.
Контрактные цены в большинстве случаев привязаны к спотовым ценам. Так, в контрактах Uranium One, по данным на конец первого полугодия 2019 года, лишь для 181 тонны урана указана фиксированная цена. Цена остального объема привязана к спотовой. В среднем контрактные цены выше спотовых. Но «Казатомпром», например, в I квартале 2019 года продавал уран по средней цене, которая была ниже. Средняя цена продаж казахстанской компании составляла $ 26,78/фунт, тогда как средняя спотовая цена — $ 27,41/фунт. Во II квартале средняя цена продаж наконец стала выше спотовой (см. Табл. 1). Компания может продавать уран по низкой цене из-за низкой же себестоимости, которая даже с учетом капзатрат составляет всего $ 15−16 / фунт. Она позволяет компании оставаться прибыльной даже при самой низкой известной цене продаж в отрасли (см. Табл. 1).
Спотовый урановый рынок во втором полугодии пребывал в депрессии: сделок проводилось мало, цены падали. «По данным из независимых источников, в течение первого полугодия 2019 года объемы спотовых транзакций были выше среднего, но на 15% меньше, чем в первом полугодии прошлого года. Общий объем спотовой торговли составил около 29 млн фунтов U₃O₈ (13 154 тонны. — Прим. ред.), при этом средняя недельная спотовая цена составила $ 26,47, по сравнению с 34 млн фунтов U₃O₈ (15 422 тонны. — Прим. ред.) со средней ценой реализации $ 22,14 в первом полугодии 2018 года», — говорится в отчете «Казатомпрома».
Переизбыток урана на рынке различными экспертами оценивается в 3−5 тыс. тонн, но постоянство, с которым производители урана ссылаются на излишнее предложение, дает основание предположить, что это постоянно пополняемый избыток.
Ситуация, когда компании производят больше, чем продают, сохраняется. Судя по публичным данным (по таким производителям, как Orano, АРМЗ, китайские компании и Навоийский ГМК, нет данных о производстве урана за первое полугодие), в настоящее время только Cameco продает больше, чем производит (см. Табл. 1).
«Мы не можем упускать из виду тот факт, что, в то время как мы придерживаемся стратегии создания истинной ценности, в отрасли также присутствуют те, кому не хватает твердости и опыта, или они все еще производят больше своих обязательств по продажам, используя спотовый рынок для размещения излишков», — посетовал СЕО Cameco Тим Гитцель (цитата по отчету за II квартал 2019 года). Данные по BHP Billiton за полугодие показывают превышение объема продаж над объемом производства, но, если посмотреть на данные отчета за год, закончившийся 30 июня 2019 года, то видно, что объем продаж почти точно совпадает с объемом производства (3570 тонн и 3565 тонн соответственно).
Впрочем, в сентябрьском отчете WNA говорится, что переизбыток предложения в последние годы снижается за счет консервации рудников и сокращения объемов действующих производств. «После более чем десятилетнего периода избыточного предложения урана баланс начинает выравниваться. Фактически это произошло уже в прошлом году, а в текущем даже возможен небольшой дефицит», — отметил А. Бойцов. Однако он также признал, что накопленный избыток продолжает дестабилизировать рынок, а цены не откликаются на то, что дефицит уже наступил. «Мы видим, что рынок остается слабым, а спотовые и долгосрочные цены находятся под давлением», — подтвердила и К. Хиндман.
Контрактные цены в большинстве случаев привязаны к спотовым ценам. Так, в контрактах Uranium One, по данным на конец первого полугодия 2019 года, лишь для 181 тонны урана указана фиксированная цена. Цена остального объема привязана к спотовой. В среднем контрактные цены выше спотовых. Но «Казатомпром», например, в I квартале 2019 года продавал уран по средней цене, которая была ниже. Средняя цена продаж казахстанской компании составляла $ 26,78/фунт, тогда как средняя спотовая цена — $ 27,41/фунт. Во II квартале средняя цена продаж наконец стала выше спотовой (см. Табл. 1). Компания может продавать уран по низкой цене из-за низкой же себестоимости, которая даже с учетом капзатрат составляет всего $ 15−16 / фунт. Она позволяет компании оставаться прибыльной даже при самой низкой известной цене продаж в отрасли (см. Табл. 1).
Таблица 1. Соотношение производства и продаж на урановом рынке
Отметим, что практически у всех участников рынка снизились урановая выручка и чистая прибыль (см. Табл. 2). И несмотря на то что в некоторых случаях на показатели влияют разовые события (например, отсутствие эффекта от включения в состав «Казатомпрома» новых активов), в целом тенденция отчетлива: прибыль, которую приносит продажа урана, в I полугодии 2019 года оказалась меньше, чем годом ранее.
Таблица 2. Изменения в доходах уранодобывающих компаний
По оценкам участников отрасли, цена и доходы уранодобывающих компаний будут постепенно расти. В своих базовых сценариях аналитические агентства (UxC и Trade Tech) прогнозируют, что рост цены на закись-окись составит примерно $ 1−2 / фунт закиси-окиси в год. Таким образом, цена в $ 40 за фунт, которую эксперты называют в качестве приемлемой для запуска законсервированных и некоторых новых рудников, будет достигнута в лучшем случае лет через семь.
Возможно, затяжная неопределенность на урановом рынке, отсутствие интересных проектов и прогноз весьма неспешного роста цены на желтый кек стали причинами того, что одна из крупнейших горнодобывающих компаний мира Rio Tinto практически полностью вышла из уранового бизнеса.
После выхода из «Рёссинга» (см. Справку «Истощенный „Рёссинг“») единственным урановым активом Rio Tinto останутся дорабатываемые складские запасы бедной руды на проекте Ranger в Австралии. Еще в 2017 году компания приняла решение не инвестировать в разведку уранового месторождения «Раухрайдер» в Канаде. Тогда же она признала обесцененными инвестиции в проект ($ 357 млн).
Китайская СNNC, по мнению участников отрасли, купила «Рёссинг» ради уже отлаженной фабрики. Гипотетически она может пригодиться для переработки руд с соседнего и идентичного «Рёссингу» месторождения «Хусаб». На фабрике на «Хусабе», по данным местных СМИ, были сложности с технологией переработки руды. Так, по данным Namibian.com.na, в марте 2018 года производство обвалилось до 41 тонны в месяц из-за нехватки воды и «проблем с эмульсией». Но CGN и CNNC конкуренты, поэтому взаимодействие двух компаний может быть непростым.
Возможно, затяжная неопределенность на урановом рынке, отсутствие интересных проектов и прогноз весьма неспешного роста цены на желтый кек стали причинами того, что одна из крупнейших горнодобывающих компаний мира Rio Tinto практически полностью вышла из уранового бизнеса.
После выхода из «Рёссинга» (см. Справку «Истощенный „Рёссинг“») единственным урановым активом Rio Tinto останутся дорабатываемые складские запасы бедной руды на проекте Ranger в Австралии. Еще в 2017 году компания приняла решение не инвестировать в разведку уранового месторождения «Раухрайдер» в Канаде. Тогда же она признала обесцененными инвестиции в проект ($ 357 млн).
Китайская СNNC, по мнению участников отрасли, купила «Рёссинг» ради уже отлаженной фабрики. Гипотетически она может пригодиться для переработки руд с соседнего и идентичного «Рёссингу» месторождения «Хусаб». На фабрике на «Хусабе», по данным местных СМИ, были сложности с технологией переработки руды. Так, по данным Namibian.com.na, в марте 2018 года производство обвалилось до 41 тонны в месяц из-за нехватки воды и «проблем с эмульсией». Но CGN и CNNC конкуренты, поэтому взаимодействие двух компаний может быть непростым.
Истощенный «Рёссинг»
В июле 2019 года Rio Tinto закрыла сделку с CNNC по продаже рудника «Рёссинг». Выплаченная наличными сумма невелика: лишь £6,5 млн. Оставшаяся сумма — до $ 100 млн — по данным релиза компании, будет выплачена в течение семи лет. Если посмотреть на количество оставшихся рудных запасов (72 млн тонн) и скорость их сокращения (от 25 до 8 млн тонн в год), то можно предположить, что семь лет — это время до окончательного истощения запасов на руднике — одном из старейших в мире.
Простойное состояние
Cameco в своем полугодовом отчете подтвердила готовность снизить производство и не производить больше, чем продает. «Казатомпром» также дважды заявлял о снижении объемов производства на 20%. Однако надо учитывать, что точка сравнения — это не результаты предыдущего года (например, 2018-го), а планы, заложенные в рабочих программах, которые обязаны выполнять недропользователи.
Программы предусматривают увеличение объемов производства, поэтому фактически речь идет не о снижении, а об отсутствии (или даже просто сокращении) роста. «Объем производства пропорционально доле владения „Казатомпрома“ в 2019 году был немного выше по причине чуть большего уровня производства в соответствии с условиями контрактов на недропользование на 2019 год (как ожидалось и было раскрыто ранее)… Ожидается, что уровень производства „Казатомпрома“ в 2019 году не изменится в соответствии с ранее озвученными ожиданиями, с учетом объявленного намерения о сокращении запланированных объемов добычи на 20% (по сравнению с консолидированными запланированными уровнями добычи в рамках контрактов на недропользование) в период с 2018 по 2020 год», — говорится в релизе компании. «Производство урана в 2019 году в Казахстане прогнозируется на уровне 2018 года. Сокращение добычи на старых рудниках будет компенсироваться ее ростом на новых. Все в рамках минус 20% от контрактов (на недропользование. — АЭ)», — подтвердил А. Бойцов.
Статистика по данным публичных компаний показывает разнонаправленные тенденции (см. График 1). Cameco сокращает производство. Один из двух ее действующих рудников находится в Казахстане, где производство медленно растет. Следовательно, можно предположить, что сокращение происходит за счет снижения производства на «Сигар-Лейк». У «Казатомпрома» увеличение производства отражает также перераспределение долей владения в нескольких уранодобывающих предприятиях. Производство на предприятиях Rio Tinto выросло, главным образом, за счет увеличения содержания урана в руде. Производство попутного урана на австралийском «Олимпик Дэм» за год, закончившийся 30 июня 2019 года, выросло из-за увеличения объема производства меди. На намибийском «Хусабе» CGN продолжает наращивать производство до уровня производственной мощности.
Cameco в своем полугодовом отчете подтвердила готовность снизить производство и не производить больше, чем продает. «Казатомпром» также дважды заявлял о снижении объемов производства на 20%. Однако надо учитывать, что точка сравнения — это не результаты предыдущего года (например, 2018-го), а планы, заложенные в рабочих программах, которые обязаны выполнять недропользователи.
Программы предусматривают увеличение объемов производства, поэтому фактически речь идет не о снижении, а об отсутствии (или даже просто сокращении) роста. «Объем производства пропорционально доле владения „Казатомпрома“ в 2019 году был немного выше по причине чуть большего уровня производства в соответствии с условиями контрактов на недропользование на 2019 год (как ожидалось и было раскрыто ранее)… Ожидается, что уровень производства „Казатомпрома“ в 2019 году не изменится в соответствии с ранее озвученными ожиданиями, с учетом объявленного намерения о сокращении запланированных объемов добычи на 20% (по сравнению с консолидированными запланированными уровнями добычи в рамках контрактов на недропользование) в период с 2018 по 2020 год», — говорится в релизе компании. «Производство урана в 2019 году в Казахстане прогнозируется на уровне 2018 года. Сокращение добычи на старых рудниках будет компенсироваться ее ростом на новых. Все в рамках минус 20% от контрактов (на недропользование. — АЭ)», — подтвердил А. Бойцов.
Статистика по данным публичных компаний показывает разнонаправленные тенденции (см. График 1). Cameco сокращает производство. Один из двух ее действующих рудников находится в Казахстане, где производство медленно растет. Следовательно, можно предположить, что сокращение происходит за счет снижения производства на «Сигар-Лейк». У «Казатомпрома» увеличение производства отражает также перераспределение долей владения в нескольких уранодобывающих предприятиях. Производство на предприятиях Rio Tinto выросло, главным образом, за счет увеличения содержания урана в руде. Производство попутного урана на австралийском «Олимпик Дэм» за год, закончившийся 30 июня 2019 года, выросло из-за увеличения объема производства меди. На намибийском «Хусабе» CGN продолжает наращивать производство до уровня производственной мощности.
Изменения в объеме производства урана, тонн U₃O₈
В целом на урановом рынке сложилась нетипичная для рынка добывающих проектов ситуация: главным резервом отрасли для будущего производства стали не вновь разведанные месторождения, а законсервированные или полностью готовые к запуску, но не запустившиеся из-за низких цен. «Новые урановые проекты, рентабельные для освоения в текущем ценовом диапазоне, практически отсутствуют. Большинство юниорных компаний или приостановили активную деятельность, или концентрируются на оптимизации производств для снижения издержек. Исключение составляют, пожалуй, канадские юниоры, продолжающие активную разведку в бассейне Атабаска, где известны месторождения со сверхбогатыми рудами», — пояснил А. Бойцов.
Уран de geste
На фоне убытков и сокращения производства Cameco и выхода Rio Tinto из урановых проектов действия французской Orano кажутся неожиданно оптимистичными. Компания, по-видимому, намерена усилить свое присутствие на рынке атомной энергетики и потому договорилась о крупных займах, подбирает персонал и активизировалась в сфере производства и геологоразведки.
Так, в ноябре 2018 года Orano получила подтверждение по кредитной линии в размере € 840 млн. В марте размер синдицированного кредита вырос до € 940 млн благодаря присоединению еще одного партнера. В апреле 2019 года Orano привлекла через облигации € 750 млн по ставке 3,375%, частично выкупила долговые бумаги с погашением в 2024 году на сумму € 250 млн и обеспечила себе право совершать финансовые сделки с помощью облигаций. Компания не стала уточнять назначение привлекаемых средств. Кроме того, компания нанимает 1500 новых сотрудников — это почти 10% от нынешних 16 тыс. человек. Ее интересуют как опытные, так и молодые специалисты и даже студенты, специализирующиеся в таких сферах, как проектирование, химия урана, производство, транспорт, утилизация отходов — всего более 30 специальностей.
Кроме того, Orano создала геологоразведочное СП с Узбекистаном (подробнее см. выше). А во время визита в Казахстан министра экономики и финансов Франции было опубликовано постановление правительства Казахстана, дающее «Катко» (СП Orano и «Казатомпрома») права землепользования на месторождении «Канжуган». Без такого разрешения начать отработку месторождения было бы невозможно. По данным релиза компании, на «Канжуган» будет приходиться значительная часть добычи «Катко».
У этой истории с активизацией бизнеса рискованная финансовая подоплека. Судя по отчетности Orano за первое полугодие 2019 года, у нее высокий долг (€ 2,46 млрд), который за год вырос на € 158 млн, и отрицательный денежный поток от операций компании. Впрочем, компания надеется, что ее выручка в 2019 году окажется на уровне или чуть выше прошлого года, а в 2020 году начнет стабильно расти.
Горнорудный дивизион обеспечивает наибольшую операционную прибыль и EBITDA компании, поэтому от состояния уранового рынка будет зависеть и ее финансовое благополучие. И хотя значение действий компании и даже сфера их применения пока непонятны, на урановом рынке это первый яркий жест, направленный не на сокращение, а на развитие.
На фоне убытков и сокращения производства Cameco и выхода Rio Tinto из урановых проектов действия французской Orano кажутся неожиданно оптимистичными. Компания, по-видимому, намерена усилить свое присутствие на рынке атомной энергетики и потому договорилась о крупных займах, подбирает персонал и активизировалась в сфере производства и геологоразведки.
Так, в ноябре 2018 года Orano получила подтверждение по кредитной линии в размере € 840 млн. В марте размер синдицированного кредита вырос до € 940 млн благодаря присоединению еще одного партнера. В апреле 2019 года Orano привлекла через облигации € 750 млн по ставке 3,375%, частично выкупила долговые бумаги с погашением в 2024 году на сумму € 250 млн и обеспечила себе право совершать финансовые сделки с помощью облигаций. Компания не стала уточнять назначение привлекаемых средств. Кроме того, компания нанимает 1500 новых сотрудников — это почти 10% от нынешних 16 тыс. человек. Ее интересуют как опытные, так и молодые специалисты и даже студенты, специализирующиеся в таких сферах, как проектирование, химия урана, производство, транспорт, утилизация отходов — всего более 30 специальностей.
Кроме того, Orano создала геологоразведочное СП с Узбекистаном (подробнее см. выше). А во время визита в Казахстан министра экономики и финансов Франции было опубликовано постановление правительства Казахстана, дающее «Катко» (СП Orano и «Казатомпрома») права землепользования на месторождении «Канжуган». Без такого разрешения начать отработку месторождения было бы невозможно. По данным релиза компании, на «Канжуган» будет приходиться значительная часть добычи «Катко».
У этой истории с активизацией бизнеса рискованная финансовая подоплека. Судя по отчетности Orano за первое полугодие 2019 года, у нее высокий долг (€ 2,46 млрд), который за год вырос на € 158 млн, и отрицательный денежный поток от операций компании. Впрочем, компания надеется, что ее выручка в 2019 году окажется на уровне или чуть выше прошлого года, а в 2020 году начнет стабильно расти.
Горнорудный дивизион обеспечивает наибольшую операционную прибыль и EBITDA компании, поэтому от состояния уранового рынка будет зависеть и ее финансовое благополучие. И хотя значение действий компании и даже сфера их применения пока непонятны, на урановом рынке это первый яркий жест, направленный не на сокращение, а на развитие.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ #6_2019