Научная этика — вопрос национального престижа

Фото: Атомный эксперт

Что такое научная этика? Почему недобросовестные научные публикации вредны не только для научного сообщества, но и для каждого из нас? Кто и как должен с этим бороться? На эти и другие вопросы отвечает председатель Совета по этике научных публикаций, член Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований Анна Кулешова.

Биография эксперта
Анна Викторовна КУЛЕШОВА — кандидат социологических наук, основатель Совета по этике научных публикаций, член комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований.

В 2003 году окончила факультет журналистики РГГУ, поступила в аспирантуру социологического факультета РГГУ.

В 2008 году защитила кандидатскую диссертацию на тему «Ценностные ориентации и культурные тезаурусы городских подростков современной России».

В 2009—2017 годах работала в журнале «Социологические исследования» (Академиздатцентр РАН).

В ходе работы столкнулась с системными нарушениями в сфере этики научных публикаций, выступила с предложением создать Совет по этике научных публикаций. Стала одним из авторов декларации Ассоциации научных редакторов и издателей «Этические принципы научных публикаций». Сформировала Совет по этике научных публикаций.

С 2015 года — ответственный редактор журнала «Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены» Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ). В 2019 году возглавила департамент издательских программ ВЦИОМ, стала главным редактором журнала «Социодиггер».

В 2018 году присоединилась к Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований, участвовала в кампании по единовременной ретракции 2,5 тыс. статей, содержащих недобросовестные заимствования.
Прежде всего, давайте дадим определение научной этике. Это то, что содействует целостности, достоверности научного знания и, как ни парадоксально, справедливости.

Этику можно рассматривать в нескольких плоскостях; представления об этичном меняются в зависимости от исторических периодов и присущих им стандартов нормальности.

Достоверность публикации подразумевает, что она опирается на другие научные работы и/или данные, полученные в ходе экспериментов. Если имели место подлоги, то выводам, сделанным в публикации, доверять нельзя. Разного рода подлоги встречаются нередко, поэтому существует практика ретракции (отзыва.— Прим. ред.) научных статей. За рубежом есть, например, Retraction Watch (блог, запущенный в 2010 году и сообщающий о ретракции научных работ.— Прим. ред.), в России статьи ретрагируются с 2017 года.

Целостность определяет качество любой системы. Целостность научного знания подразумевает отсутствие лакун в логике исследования и информации о нем. Допустим, авторы серии научных работ в области медицины не упоминают о том, что получили финансирование от разработчиков препарата. Таким образом, замалчивается тот факт, что производитель сам создал лекарство, сам провел исследования относительно его эффективности и безопасности, сам сделал вывод: всё прекрасно… То есть читателей вводят в заблуждение, уверяя, что было проведено независимое исследование.

И последнее — это справедливость. Несправедливо, если автор присваивает себе чужую идею или текст, покупает авторство готовой статьи или публикует одну и ту же статью в десяти изданиях, меняя название. Так симулируется научная деятельность, создаются репутационные и наукометрические искажения.

Таким образом, я обозначила три опорных момента, о которых мне представляется важным поговорить сегодня в связи с этикой научных публикаций.
«Хищнические» журналы и их распространение
Наукометрия как наука появилась для того, чтобы четче организовать научные знания, сделать научную информацию более структурированной, более доступной для ученых. Анализ научной информации — колоссальная задача, особенно при сегодняшнем профиците текстов. Наукометрические показатели сами по себе не являются злом. Можно провести аналогию с ртутным градусником: полезный инструмент, но, если его разбить и проглотить шарики, возникнут проблемы. А градусник ни в чем не виноват.

Одно из неприятных побочных явлений, ставших следствием ставки на наукометрические показатели, — журналы-­хищники (переводной термин, от англ. predatory journals). Это недобросовестные издания, претендующие на статус научных, как правило, публикующие за деньги статьи любого качества, не обеспечивая полноценного рецензирования (кстати, помимо журналов-­хищников лет десять назад появились журналы-­клоны: и название, и внешний вид такого журнала максимально точно копируют ­какое-­нибудь авторитетное издание). Каждая научная статья пишется не просто так, она дает приращение научного знания. Журналы-­хищники же замусоривают информационное пространство, усложняя научный поиск.

Бум появления таких изданий пришелся в мире на 1980−1990-е годы, в России — на 2010-е годы, после майских указов президента (11 указов, подписанных президентом В. Путиным 7 мая 2012 года и содержащих более 200 поручений правительству для выполнения в 2012—2020 годах.— Прим. ред.). Как правило, появление таких журналов связано с введением в стране системы распределения финансирования научных организаций в зависимости от их наукометрических показателей. То есть университеты принимают решение о зарплатах сотрудников, а иногда и об их трудоустройстве, исходя из количества научных публикаций. Эту систему Россия позаимствовала у Запада, который тем временем стал постепенно от нее отказываться. Так что вместе с наукометрией, базами научной информации и другими полезными вещами мы перенесли на нашу почву такие феномены, как журналы-­хищники и им подобные.

Представьте себе торговый автомат: вы кидаете туда монетку, он выдает шоколадку. А теперь представьте, что система начинает принимать не только деньги, а все подряд: пуговицы, булавки, бумажки. Это ключевая проблема: распределение финансовых средств сегодня не защищено должным образом от мошенничества — «шоколадки» выдаются за псевдонаучные работы, не имеющие ценности.

Спрос рождает предложение. Преподаватели и ученые неожиданно оказались в ситуации, когда к ним стали предъявлять требования относительно публикационной активности (от нее в большинстве случаев зависят доплаты и трудовые контракты), но забыли дать ресурсы. Журналы-­хищники помогают справиться с таким положением дел.

Допустим, раньше ученый писал одну-две статьи в год. Теперь от него требуют 10. При этом в данный момент у него нет новых исследований, да и вообще его наука «медленная» (например, антропология). Он пишет текст, не несущий смысловой нагрузки и не имеющий научной ценности. Понимая, что хорошее издание его не опубликует, автор вынужден нести его в журналы-­хищники. Так ученый получает требуемый от него объем публикаций.

В некоторых университетах от управленцев поступают еще более абсурдные требования: например, в начале года подать информацию о том, в каких именно журналах в течение года научные сотрудники опубликуют свои статьи, сколько раз эти статьи будут процитированы. Понятно, что при таком раскладе выживаемость обеспечена лишь беспринципным людям, готовым идти на сговор с редакциями и другими авторами, публиковаться в изданиях-­хищниках; честные же ученые оказываются в невыгодной ситуации.

Цитируемость — вообще довольно сложная тема: нецитируемая статья — не значит плохая. Есть такое понятие, популярное у физиков: статья — «спящая красавица», которая может не цитироваться 20−25 лет, например, по той причине, что она опережает время, технологии еще не достигли нужного уровня развития и не появилась возможность экспериментально проверить выдвинутую в статье гипотезу.

Распространенность «хищнических» журналов и недобросовестных авторов напрямую зависит от того, какие цели ставит перед собой государство, принуждая ученых к публикационной гонке. Если задача заключается в том, чтобы симулировать развитость науки в стране через увеличение количества статей в международном пространстве, то происходящее — нормальная реакция на ненормальную ситуацию. По сути, своими требованиями государство провоцирует ученых на преступления, обесценивая академическую честность.

Разные страны, прошедшие этот опыт, выработали собственные стратегии борьбы с нарушениями академической этики. Например, в Британии при приеме на работу ученого просят показать не как можно больше статей, а три лучших — и на этом основании делаются выводы о его компетентности и компетенциях.

У нас в стране, напротив, были случаи, когда за нарушение этики научных публикаций человека… награждали. Яркий пример: заведующий кафедрой адаптивной физической культуры и спорта Курского института спорта и образования Илья Медведев из рук ректора получил премию Российского государственного социального университета (РГСУ: Курский институт — его филиал) «За преданность науке» (не путать с престижной премией Минобрнауки «За верность науке»). Только в 2018 году И. Медведев опубликовал более 130 работ в «хищных» журналах. В одном из номеров индийского журнала у него вышло порядка 50 статей. Ни в каком приличном научном издании такое невозможно. Однако руководство вуза это не насторожило.

До 2017 года в России не было ретракции. Не было институционализированной практики ретрагирования статей, механизма ретракции, единой базы отозванных статей. Даже если становилось известно, что в статьях имеют место фальсификации, фабрикации или плагиат, невозможно было остановить по ним цитирование, сделать информацию о нарушении этики научных публикаций публичной. Эта практика была инициирована Советом по этике научных публикаций. Сегодня в Научной электронной библиотеке (Elibrary.ru) вы можете узнать из профиля автора не только о количестве его статей, но и об отозванных текстах. Известны случаи, когда автор украл 10 статей и из каждой сделал еще по две-три.

«Антиплагиат» (российская система обнаружения текстовых заимствований.— Прим. ред.) не так давно проанализировал более 2 млн статей в РИНЦ (Российский индекс научного цитирования — национальная библиографическая база данных.— Прим. ред.). Обнаружилось, что более 70 тыс. статей — это дублирования: один текст выдается за несколько (за три, за пять, за семнадцать). Все они должны быть отозваны.

На сегодняшний день ретрагированы более 5 тыс. статей, но это капля в море. Ретракция — один из способов солидаризировать научное сообщество, снизить наукометрические искажения, включить репутационные механизмы, избежать фатальных ошибок. Печально, что она не получает поддержки у Минобрнауки. Более того, некоторые эксперты недовольны тем, что формально число публикаций (а значит, и публикационная активность российской науки) сокращается посредством ретракции и благодаря работе Совета по этике.

На данный момент система слегка мутировала и работает таким образом, что этичное поведение в сфере научных публикаций зачастую оказывается нецелесообразным. В итоге, по данным «Диссернета» (вольное сетевое сообщество экспертов по противодействию неэтичности научных публикаций.— Прим. ред.), в России 116 ректоров и руководителей институтов имеют доказанные нарушения академической честности, несколько сотен сотрудников Рособрнадзора, аккредитующих университеты, делали недобросовестные заимствования в своих диссертациях и статьях. Предложение отстранить от руководящих постов таких специалистов вызывает колоссальное сопротивление, это фактически приравнивается к подрыву основ государственности.

Сложно сказать, каков процент авторов, идущих на недобросовестные публикации сознательно. Конечно, постфактум они уверяют: «Мы не знали о том, что публикуемся в журнале-­хищнике». Однако отличить хороший журнал от плохого совсем не сложно: если статья не рецензируется, журнал предлагает сверхсжатые сроки публикации, берет за это деньги, — легко понять, что за издание перед вами. К сожалению, речь чаще всего идет об осознанном выборе.

Как обнаружить недобросовестные журналы? Есть разные способы. Например, когда ученый выходит на защиту диссертации, он должен опубликовать до защиты несколько статей. Если потом в диссертации обнаруживается плагиат, то эксперты (как правило, этим занимаются специалисты «Диссернета») проверяют, был ли плагиат в его публикациях, прицельно изучают журналы, в которых он печатал материалы, выясняя, есть ли плагиат в других текстах издания.

Приведу пример. В диссертации одного новоиспеченного кандидата наук эксперты обнаружили плагиат; стали проверять опубликованные им статьи, перечисленные в автореферате. Оказалось, что названия статей в содержании журнала есть, а самих текстов в журнале нет! Дальше — больше: выяснилось, что главный редактор этого журнала одновременно выступал в роли… научного руководителя недобросовестного аспиранта! В ответ на указание о недопустимости подобного рода нарушений научной этики он заявил, что просьба «остепенить» аспиранта пришла «сверху», и не подчиниться руководству профессор не мог. Все, что он мог сделать для науки, — не опубликовать тексты статей в журнале, чтобы на них не ссылались другие ученые.

Вот в таком мире мы живем. Отмечу, что описанный случай имел место в столичном университете.

Еще один пласт нарушений научной этики связан с некорректным указанием авторства в статьях. С началом публикационной гонки почти исчезли статьи, в качестве автора которых указан один человек; почти у каждого текста несколько авторов: от двух человек до десятков. Почему это проблема? Размывается ответственность, непонятен вклад каждого ученого в науку. Соавтором статьи может считаться человек, причастный к ее появлению, например, участвовавший в исследовании или анализе результатов эксперимента. Редактор или переводчик текста не считаются его соавторами, их вклад в работу обычно отмечается благодарностью. Только автор несет ответственность за содержание публикации, но не редактор и не переводчик.

Сегодня распространена практика добавления в соавторы людей в качестве жеста благодарности («он мой учитель»), покупки авторства готовых статей для повышения публикационных показателей. Это неэтично и нелегитимно.

В глазах глобального научного сообщества Россия скомпрометировала себя масштабными публикациями в журналах-­хищниках и не менее масштабным покупным авторством, а также грубыми нарушениями этики научных публикаций. Последнее особенно заметно в медицине: к сожалению, наши авторы не всегда соблюдают даже базовые нормы этики. Например, некоторые исследования на «добровольцах» проводятся без получения от них информированного согласия. В итоге в чате одной из зарубежных ассоциаций научных редакторов стали поговаривать о необходимости введения санкций против России: слишком много разноплановых этических нарушений и подлогов. Все это понижает уровень доверия к научным работам наших авторов. Зарубежные ученые не хотят цитировать российских коллег еще и потому, что переживают за свою репутацию: вдруг процитированная статья окажется недобросовестной? Из-за этого Россия несет серьезные имиджевые потери, становится меньше возможностей для выстраивания полноценных международных научных коллабораций.

Конечно, есть в России университеты, которые дорожат своей репутацией: Высшая школа экономики, МФТИ, Томский государственный университет и некоторые другие. Но многие вузы думают только о том, как выжить, — и тут уже не до этических норм.
Победить можно только сообща
Чтобы что-то изменить, надо по-настоящему захотеть исправить ситуацию, а не симулировать исправления. Необходимо немедленно сделать ряд болезненных шагов. Необходим глобальный пересмотр отношения к науке на всех уровнях.

Универсальная мера, которая могла бы помочь: людей с доказанными нарушениями норм научной этики лишать власти принятия решений в сфере науки и образования. В Европе такие люди уходят со своих постов — и это нормально. Если заменить слово «этично» на «справедливо», а «плагиат» — на «воровство», получится вопрос: «Справедливо ли, чтобы вор принимал решения по поводу финансирования?» Ответ очевиден.

Если плагиаторы остаются при своих должностях, возникают абсурдные ситуации. Например, заведующий кафедрой — плагиатор, и сотрудники вынуждены не только подчиняться ему, но и часто становиться его «батраками», то есть писать научные работы за него, указывать его в качестве автора.

Важно также развивать отечественные научные журналы, выводить их на международный уровень.

Кроме того, необходимо трезво проанализировать ситуацию в университетах и научных институтах. Какая педагогическая нагрузка для научных работников посильна? Какие требования к публикациям адекватны? Какова реальная оплата труда? Важно инициировать полноценную общественную дискуссию. И, конечно, должны быть отменены приказы, провоцирующие преступления.

Сейчас сотрудники вузов испытывают колоссальную незащищенность, они очень уязвимы, им нечего противопоставить давлению со стороны руководства. Они боятся буквально всего. Представитель одного из департаментов министерства образования сказал: «Мы опрашиваем сотрудников университетов, и никто не жалуется на публикационную нагрузку, не предлагает ничего поменять». Люди живут в фантасмагорической действительности и боятся высказывать свое мнение.

Ректор одного из вузов рассказывал: чтобы получить статус научно-­исследовательского университета, ему пришлось приказать писать научные статьи даже преподавателям физкультуры. Иначе, по его словам, поставленной цели невозможно было добиться.

В нашей стране торжествует дифференцированная этика. С помощью системы «Антиплагиат» проверяются все студенческие работы. При этом проверяющие не выясняют, откуда берутся заимствования. Если цитаты, например, взяты из законодательных актов, то студентов заставляют переписывать их своими словами. В результате студенты выходят из вузов с убеждением: хорошая научная статья — это та, которая успешно обходит систему «Антиплагиат». При этом все закрывают глаза на то, что у ректора есть недобросовестные заимствования в квалификационных работах и научных статьях. Такая дифференцированная этика сводит с ума.

Тем не менее ситуация понемногу стала меняться: отзываются статьи, перестраивается работа научных журналов, рецензии в некоторых изданиях стали оплачиваться, ректоры осознаннее относятся к приему сотрудников на работу: изучают их профили в РИНЦ (НЭБ), видят, были ли отозваны научные работы, и если да, то почему.

Позитивный пример из практики. Вместе с комиссией РАН по противодействию фальсификации научных исследований в 2018 году мы единовременно рекомендовали к ретракции 2,5 тыс. статей. Процесс был построен так: роботы «Диссернета» выявляли текстовые совпадения; волонтеры проверяли информацию и готовили проекты писем в журналы с рекомендацией отозвать статьи, если нарушения действительно имели место; я подписывала эти тексты и затем общалась напрямую с журналами, отвечала на их вопросы, вместе с сотрудниками Комиссии проясняла спорные ситуации. Из региона, из местного «Вестника МВД», приходит письмо с вопросом: кто дал вам право проверять наш журнал на плагиат? Я ответила вопросом на вопрос: а кто дал вам право публиковать плагиат? Затем проявился сам недобросовестный автор. Дело дошло чуть ли не до угроз, казалось, история абсолютно провальная: и автор, и издание категорически отказались отзывать статью. Но через полтора месяца из журнала мне написали, что статья оказалась не просто заимствованной, а лженаучной. А автор — оборотнем в погонах. Еще через полгода я выступала в стенах Академии МВД перед сотрудниками МВД и ФСИН.

Бывают, конечно, и печальные случаи, когда после проявления гражданской позиции человек подвергается давлению. Так, в плагиате был уличен заместитель начальника Федеральной службы исполнения наказаний. Суд признал факт плагиата, книга с недобросовестной информацией была изъята из библиотеки, однако автор не был отстранен от должности (он преподавал в университете) и начал «давить» на человека, подавшего заявление о плагиате. Защита таких людей — вопрос, который необходимо решить.

Как видите, есть и провалы, и удачи, но меня радует, что вырастает поколение молодых ученых, задумывающихся над вопросами научной этики.

Конечно, для полной победы нужно, чтобы университеты и научные организации присоединялись к международным политикам в сфере этики научных публикаций. Нарушения этики должны влечь за собой негативные последствия, а не доплаты и повышения по карьерной лестнице.
Идеальный мир будущего
Уже сейчас на Западе происходят интересные процессы, связанные с переходом от количественных показателей к качественным. Это неплохо, если переход защищен от манипуляций и фабрикаций. А лет через 20, возможно, научных журналов в привычном смысле не останется: будут использоваться базы научной информации, искусственный интеллект сможет оказывать содействие как поиску, так и анализу текстов.

Иногда хочется помечтать, представить себе, каким будет идеальный мир будущего.

Я вижу его таким.

  • Очень хорошо будут работать репутационные механизмы, людям на руководящих постах и их решениям можно будет доверять, а распределение ресурсов, в том числе в науке, станет прозрачнее и в меньшей степени будет зависеть от субъективного мнения отдельных людей, их сиюминутных выгод. И, что важно, приоритет распределения этих ресурсов сместится: вложения в инфраструктуру потеснят инвестиции в самих ученых.
  • Гуманитарии и технари создадут полезные коллаборации.
  • Мы спасемся от цифрового тоталитаризма и вернем академические свободы.
  • Наука будет в почете, и мировое признание наших ученых повысит престиж страны.
  • Молодое поколение, глядя на старших, станет стремиться в науку.
  • Появится больше лабораторий; ученые смогут сами определять условия своего существования, работы.
  • Управленцы наконец-то будут нести ответственность за свои шибки.
  • Коррупция перестанет задавать основные направления и правила жизни.
Вот такое оно, мое идеальное будущее.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ #6_2021